Антон Конышев - Эншенэ

без предупреждений. Ольга, покопавшись во фрагментах успевших проскочить из таинственного ниоткуда метаданных, уверяла, что обнаружила в них не то, чтобы команду или намёк на команду, а скорее слабую тень самопроизвольной перезагрузки.

И заплакала.

И снова потянулись томительные, изматывающие своей неопределённостью часы ожидания. Сотни ушедших в пустоту запросов. Глухое молчание в ответ.

Было далеко за полночь, когда допив очередную чашку кофе, Смирнов хлопнул ладонью по столу и нарочито бодрым тоном заявил:

– Вот что. Нечего тут всем толкаться. Я, например, ваши кислые физиономии уже видеть не могу. А посему – Ольга отправляется к мужу, Фёдор к маме, Юра… не знаю, куда отправляется Юра, но тоже восвояси. Ты, Андрей Сергеич, едешь домой спать. А то зелёный – жуть. И учти, попадёшь опять в больницу – мы всю славу себе присвоим, – и добавил шёпотом, – ничего, что я командую?

– Сам что? – спросил Решетников, действительно еле державшийся на ногах.

– Здесь останусь, – просто ответил Смирнов, плюхаясь в хрустнувшее под ним кресло, – подежурю. Сегодня я, завтра Юра, послезавтра Фёдор сменит.

Решетников подождал и лично выпроводил всех, с благодарностью кивнул Смирнову и вышел в нарождающийся четверг.

Новостей четверг не принёс. Настроение и погода были хуже некуда. На улице хмарь и мелкая омерзительная морось, на душе… Лучше не говорить, что творилось у всех на душе. Рутинно и буднично пролетела пятница. Чтобы хоть как-то отвлечь коллектив от тягостных мыслей, Решетников отдал распоряжение подчистить, заполнить, довести до ума и подготовить к передаче рабочие журналы и техническую документацию. Так или иначе, делать это пришлось бы всё равно. Вечером дежурить оставили Фёдю.

Утро субботы выдалось ещё мерзопакостнее, но для людей, собравшихся в Третьей экспериментальной лаборатории, это было самое прекрасное утро на всё белом свете.

– Ох, и везёт тебе, Фёдор, – говорил Смирнов, лихорадочно на пару с Юрием просматривая поступающие данные, – ох, и везёт! Второй раз подряд!

Повизгивающая от избытка чувств Ольга, выпустила, наконец, смущённого героя дня из объятий, чмокнула его в щёку и повернулась к Решетникову.

– Андрей Сергеевич, Федя у нас теперь как талисман. Давайте его портрет на доску почёта повесим. Есть в «Заслоне» доска почёта?

– Не надо меня вешать, – сконфуженный, но довольный таким вниманием, попросил Фёдор, – я вам ещё пригожусь.

– Пригодился уже, – улыбнулся Решетников и пообещал, – про доску почёта я уточню.

– Вы только гляньте, – Смирнов колотил по собственному колену с такой силой, что, кажется, выбил небольшое облачко пыли, – состояние идеальное. Целёхонькая, работоспособная, полностью готовая к употреблению. Нет, ну какая мерзавка, а!

– Юра?

– Всё в порядке, Андрей Сергеевич, наша тоже готова. Проверена и перепроверена. Можно начинать в любой момент.

– А шарик? Шарик приготовили? – вкрадчиво поинтересовался Решетников, не без удовольствия наблюдая, как вытягиваются лица коллег.

Какое-то время они переваривали услышанное, а затем Смирнов треснул себя по лбу и, не стесняясь, вслух произнёс одно очень нехорошее слово, которое, однако, сейчас было как нельзя кстати.

Разумеется, шарик был совершенно ни при чём.

– Когда ты понял? – Смирнов нависал над столом, жадно вчитываясь в сделанные на скорую руку на небрежно вырванном тетрадном листе чертежи и расчёты.

– Только сегодня ночью, – Решетников устало привалился спиной к стене, – не спалось никак.

Смирнов схватился за бровь, пощипал её, поморщился и уставился на друга горящими глазами.

– Получается…

– Что мы можем вернуть установку в любой момент, – подтвердил Решетников, – правда, только по исходным координатам. А ещё – нам не нужна камера приёмопередатчика. И никогда не была нужна.

– Обалдеть, – сказал Смирнов и схватился за другую бровь, пока относительно целую, – погоди-ка, ты хочешь сказать, что объёкт можно передать в любую точку пространства внутри контуров?

– В любую.

– Нет, – произнёс Смирнов, будто клятву давал, – вы, как хотите, а я сегодня выпью. Непременно выпью.

– О чём задумался?

Они сидели в машине Смирнова. По крыше барабанил осенний питерский дождь, а внутри было тепло и благостно.

– О последствиях, – чуть погодя ответил Решетников, безучастно наблюдая, как дворники размазывают по лобовому стеклу коктейль из дождя и ночи, – знаешь, бабушка всегда --">