Алёна Ильинична Кощеева - Помнить будущее

На улице было свежо. Солнце на удивление не исчезло. А наоборот, набралось сил и стремилось каждого одарить своим теплом. Ветер доносил отдаленный аромат жженой резины. Подъехала небольшая открытая машина. На колёсах.

– Магнитное поле отрицательно влияет на электронику самолетов, – пояснил Виктор Степанович.

Его лицо отчего-то сделалось красным, будто ему дурно.

– А что не так с электроникой?

– Старые технологии.

– Ну да…, – протянул Алгур.

Об упадке сферы гражданской авиации он знал не понаслышке. Во время прошлого проекта он участвовал в разработке бортового радиоэлектронного оборудования со встроенным комплексом нейтрализации беспилотников. Эти маленькие «птички» научились летать высоко. Если такое устройство попадет в двигатель, то катастрофы не избежать. Пришлось повторять школьный курс электроники.

Еще тогда Алгур удивлялся, что в отрасли не используются новые разработки. А ответ оказался до примитивного прост – на всё нужны деньги. Государство выделяет средства на поддержание гражданской авиации. Но полное переоборудование будет в разы дороже. За столетие плотность населения в России изменилась не больше, чем на десять процентов. И в регионах всё так же не больше восьмой доли жителей согласны тратить деньги на самолёт. К тому же скоро будет закончена магистраль для поездов-маглевов Москва-Владивосток. Большая конкуренция воздушным путешествиям.

Уши мёрзли. Гул ветра забирался в черепную коробку. Алгур поёжился. Почему ты сейчас не греешь, солнышко? Колёсная машина уверенно проползла вдоль здания аэропорта, свернула налево, змейкой прокатилась по аэродрому и замерла у огромного ангара. Затормозили и наконец-то стало теплее.

Внутри просторного помещения из толстого металла было сухо и чисто. В центре величественно разместился большой пассажирский самолет с полосой-триколором по всему туловищу. Возле открытой гондолы двигателя стояла ярко-жёлтая стремянка. Сосредоточенный техник ковырялся в механизме. Другие рабочие в серой спецовке переговаривались, что-то живо обсуждали.

– А почему именно здесь… субъект? – уточнил Алгур и вылез из машины.

– У него и спросите, – Виктор Степанович достал из нагрудного кармана платок, протёр вспотевшее лицо.

– С Вами всё в порядке? – нахмурившись уточнил ученый.

– Да, да, я вас познакомлю и поеду… Надо ехать… Я просто выполняю работу…

Из-за самолета вышла девушка в белом комбинезоне с фиолетовыми волосами. А за ней следом шел тот самый, подлежащий изучению, субъект. Если бы не он, юная красавица навек приковала бы взгляд Алгура к себе. Но бесполый андроид с прозрачной кожей и золотистыми механизмами внутри интересовал его сейчас куда больше. Статный, с плоской грудью робот стоял не шелохнувшись словно древний колосс. Он был чуть ниже Алгура. Широкие плечи, узкая талия, круглый гладкий череп, массивный подбородок – всё выглядело гармонично.

– Это Викентия, внешний консультант по квантовой механике, – представил Виктор Степанович девушку.

– Свежая кровь? – она пренебрежительно осмотрела Алгура, – Не буду запоминать вашего имени, слишком часто вы меняетесь.

– Насколько я знаю, АО «Заслон» еще не участвовали в этом проекте, – от возмущения Алгур отвлекся от андроида.

«Такая красивая и такая гадкая, бывает же» – расстроился он.

– Вас позвали только от того, что больше некого.

– Это противоречит действительности. Наша компания лидер в области научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. А вы, кажется, сейчас консультируете не по тем вопросам, может вы сами здесь по случайности?

Так уж устроена наша реальность, что если не отстаивать свою честь и честь компании, то тебя крайне легко смешают с грязью. Когда Алгур был молодым робким ученым и после университета шел на работу в «Заслон», то много кто из неопытных знакомых рассказывал страшные истории. Мол, там бюрократия на невыносимом уровне, процветает кумовство, о сотрудниках никто не думает. Он не послушал. И не жалеет. Современные научно-технические лаборатории, четкий ориентир на созидание и уважение друг к другу – вот, что есть у них на самом деле. Говорить гадости в адрес того, что для него ценно, он не позволит. Никому.