Ходжиакбар Исламович Шайхов - В тот необычный день (сборник)

был человек, чье искусство было широко известно в стране и давно заслужило почет и уважение, — популярный певец и сказитель Кадыр-бахши, сын Нурбая.

Кадыр-бахши, как и герои его сказаний, был крупным, плечистым, статным, лицо его носило печать благородства и ума. В руках у него была постоянная спутница — миниатюрная домбра в черном чехле. Сколько песен, легенд и сказаний словно воскресила из прошлого чудесная домбра, сколько сердец заставила она трепетать и восхищаться, плакать и радоваться вместе с героями! Кадыр-бахши прекрасно знал не только классику; не раз отправлялся он в дальние районы, слушал сказителей, певцов, выступавших на свадьбах и тоях; как драгоценные жемчужины, искал он и находил редкие стихи и слова, казалось, навсегда погребенные в толще времени.

Приехавшие верхом всадники — музыканты и ведущие состязаний спешились, и по знаку председателя сельсовета согласно зазвучали на холме карнаи, сурнаи и барабаны.

Тешабай-ата и его спутники под звуки музыки вступили в круг участников соревнования. Смолкла музыка. Генеральный директор вышел вперед и заговорил:

— Уважаемые сельчане, джигиты, которые покажут нам сегодня свое искусство! Сегодня мы собрались сюда, чтобы в согласии со старинным обычаем провести праздник весны — навруз-байрам, порадоваться, что земля наша становится все краше и богаче, и потому прежде всего разрешите пожелать вам больших успехов в труде и хорошего урожая в новом сельскохозяйственном году!

Глубокая тишина, которая воцарилась при первых словах Тешабай-аты, взорвалась аплодисментами, криками: «Спасибо, благодарим! Желаем и вам того же!» Поскольку Тешабай-ата был не большим любителем говорить, он сразу же перешел к делу:

— Ну а теперь пусть наши парни покажут, на что они способны! Победителей ждут призы и слава! Пожелаем им удачи!

И снова зазвучали, далеко уносясь в горы, звуки карнаев и сурнаев. Затем два ведущих — халаты их, тонкие и разноцветные, блестели в лучах встающего солнца — быстро направились к грузовой машине. Стоявший в кузове полноватый крепыш, нагнувшись, вытащил улак — тушку козла — и протянул ее ведущим. Старший церемониймейстер бережно принял улак и, хлестнув коня, направился к всадникам, полным лихорадочного волнения и настороженного внимания. Им предстояло отбивать улак друг у друга в ожесточенном поединке, где все играло роль — и настроение, и быстрота коня, и сила мышц, а главное — ловкость.

Состязание, которого все с таким нетерпением ждали, началось. К тому времени уже окончательно рассвело, небо стало из темно-синего голубым и прозрачным, солнце ослепительно сияло на вершинах и играло на сбруе и рукоятках плетей, которыми всадники ожесточенно махали перед собой. Некоторые из этих рукояток были старинной работы, с насечками и инкрустацией, и передавались от отца сыну, от деда внуку, как и снаряжение лошади, и старинные пастушеские сумы, вышитые яркими, не тускнеющими узорами, которые приводят в восторг знатоков. Никто не смотрел вверх, а странная звезда между тем все росла в размерах, и, когда она повисла над вершиной горы, похожей на чустскую тюбетейку, она уже была размером с футбольный мяч, затем с небольшой круглый стол. Садясь на гору, которая была позади лужайки, где сидели зрители, странная звезда была уже не звездой, а круглой и плоской тарелкой около десяти метров в диаметре. Вместе с ней на вершину опустилось белое плотное облако, похожее на гигантский сгусток тумана, и вскоре уже ничего нельзя было рассмотреть на вершине, которая стала посадочной площадкой неземных пришельцев.

* * *

Шестилетний внук престарелого Ислам-кари, бывшего наездника, обыкновенно укладывался спать далеко за полночь. Неугомонный, быстрый, он наполнял своим шумом и беготней весь дом. Но вчера Санджар улегся спать пораньше: дед обещал ему, что возьмет с собой на состязания, а так как бывший наездник не только прекрасно разбирался в правилах улака, качествах лошадей, но и обладал редкой памятью и острым юмором, то выходить с дедушкой на люди стремились все родственники старика. Что уж говорить о Санджаре! Вот почему, едва на рассвете рука Ислам-кари дотронулась до него, мальчик вскочил, мгновенно оделся и вскоре был готов в путь. Ислам-кари собирался медленнее. Он тщательно умывался, затем прилаживал на голове белоснежную чалму. Надев поверх рубашки с глухим воротом халат из адраса^[1] и обувая ичиги, он некоторое --">