Алан Кайсанбекович Кубатиев - Аренда

Ма-а-а-а-ро-о-оз — ма-а-аоро-о-о-оз!.. Не ма-аро-оз-з-з-зь меня!..

И вдруг Плотников ощутил дикое, безобразное и счастливое желание сделать то же самое. Гортань, не певшая уже сто лет, собрала в себя все, что было потеряно за это время, и ударил чугунный, темный, сотрясающий и крошащий все ближние окна бас:

— А!.. Н-н-н-не-э-э ма-а-ар-р-р-р-розь ме-э-н-н-ня! Эх! Ма-а-а-ево-о-о-о ка-а-а-аня!..

Старик, стоявший у дерева Себастьяном, облегчающим лучникам прицел, вдруг швырнул все, что у него было в руках, одним движением содрал с себя пальтуган и, мотнув пророческой головой, резанул колокольным тенором:

— Д-д-ды у! Мен-н-н-н-ня! Же-э-эн-н-на!.. Д-д-ды р-р-ра-а-аскраса-а-авиц-ц-ца! А жде-о-о-от-т-т мен-н-н-ня да-а-а-а-а-ам-м-мой!..

Из куста винтовым, вкручивающимся под черепной свод фальцетом засвистело:

— Ж-ж-ж-жди-и-и-и-ие-ет пича-а-али-и-и-и-и-и-и-и-и-ится!..

Хор гремел, переливался, дробил сознание, уходил трелью под облака, и они закручивались в те фигуры, какие никогда еще не вставали на этом небе.

Посредники торчали скульптурами из накрахмаленных тряпок. Бессмысленные улыбки на некогда разных лицах застыли, будто кардиограммы остановленного сердца.

Но один, тот, с наколкой, вдруг медленно, толчками опустил выставленные ладони. Глаза его вместо пустой уверенной усмешки налились страданием. Губы задергались. С усилием, словно подтягиваясь на режущей пальцы веревке, он прошелестел:

— Ийя… в-в-верус-с-с… да-а-амой-й-й… — Прислушался к себе и не поверил. Громче и уверенней подкатил, трях-нув бритой головой: — Н-на-а-а-а… за… ЗА-А-А-АКАТЕ-Э-Э-Э ДНЯ!!! А-а-а-а-абниму же-ену-у-у-у-у!!! Наэпою-у-у-у-у-у-у-у-у-у ка-а-а-ан-н-ня!..

Теперь пять голосов стали одним. Никогда, нигде, ни почему, ни один земной хор не сливался в то, чем пели они. Оно зазвучало уже совсем рядом с тем, что оживляло камни, очеловечивало зверей и отводило Смерть.

Пятерка грешных ангелов пыталась докричаться до своего бога.

Там, куда не досягает ни один взгляд, не долетает ни один звук, невообразимо огромная ладонь поплыла наконец ко вселенски чуткому уху, чтобы вслушаться. Это будет быстро — пара миллиардов лет, не больше.

--">