Лев Николаевич Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2

Сочинения русского периода в трех томах

СТИХОТВОРНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Стихотворения, не вошедшие в печатные и рукописные  сборники или циклы и извлеченные из периодических изданий и рукописей

397^[1] Блаженство

 По глади лужицы резвился во-

домер, песчинки – скалы тихо про-

плывали, а в глубине, где мутен

свет и сер, рождались тысячи и

жили и желали. Чудовища-ли-

чинки, мураши, хвостатые, глаза-

стые, мелькали. Стояли щепочки

в воде на полпути, шары воз-

душные, качаясь, выплывали.

 Мерцая радостно, созданьице

одно – неслось в водоворот су-

ществованья. Все было для него

и для всего оно, и не было пе-

чали и страдания. Пока живет –

летит куда несет. Сейчас его

чудовище поглотит... То жизнен-

ный закон... Нет страха, нет за-

бот... Блаженством жизненным

за то созданье платит...

––––

 В вонючей лужице блаженству-

ет микроб. В чудесном мире ве-

ликан прекрасный, живя, срубил

себе просторный гроб и сел над

ним безумный и несчастный.

398^[2] Взятие города (Отрывок)

 Уж смылись флаги красною пенóю над ошалевшей зло-

бою толпою, оставив трупы черные в песке, как после бури в

мутный час отлива. Но слышались раскаты вдалеке.

 Внезапно днем два пробудивших взрыва. И началось:

сквозь сито жутких дней ссыпались выстрелы на дно пустых

ночей; шрапнель стучала по железной крыше, а черные же-

лезные шмели врезались шопотом, крылом летучей мыши, и

разрывались с грохотом вдали.

 Дымки гранат широкими шагами шагали между мертвыми

домами, где умолкало пение шмеля; и брызгали из-под ступней

гремящих железо, камни, щепки и земля – все оглушительней,

настойчивей и чаще.

 Глазами мутными я различал впотьмах на стенах погре-

ба денной грозы зарницы, что через Тютчева предсказаны в

стихах; хозяев бледные растерянные лица; и отголоском в

слухе близкий бой, как хор лягушек ночью вдоль болота – в

одно звучанье слившийся стрельбой; и хриплый лай за садом

пулемета.

 Как туча сонная, ворча, блестя грозой, ворочаясь за ближ-

ними холмами, застынет вся внезапной тишиной, но в тишине

шум капель дождевой растет, пока сверкнет над головами, так

бой умолк – в тиши, страшней громов, посыпался на город

чмок подков...

 Не сон – рассвет взволнованный и тени летящих всадни-

ков, горящий их кумач.

 Двух обвиненных пленников «в измене» на пустырь ря-

дом проводил палач. Сквозь грозди нежные акации и ветви

их напряженные я подглядел тела навытяжку перед величьем

смерти.

 Без паруса, без шумного весла по голубому небу, расцве-

тая, всплывало солнце – ослепленье век. Вода потопа, верно

опадая, качала с пением торжественный ковчег.

(«Четки».– «Скит»)

399^[3] Жатва

 Ребенком я играл, бывало, в

великаны: ковер в гостиной

помещает страны, на нем раз-

бросаны деревни, города; рас-

тут леса над шелковинкой

речки; гуляют мирно в их те-

ни стада, и ссорятся, воюя,

человечки.

 Наверно, так же, в пене

облаков с блестящего в лучах

аэроплана парящие вниманьем

великана следят за сетью

улиц и садов, и ребрами овра-

гов и холмов, когда качают

голубые волны крылатый челн

над нашим городком пугаю-

щим, забытым и безмолвным,

как на отлете обгоревший

дом.

 Не горсть надежд беспамят-

ными днями здесь в щели

улиц брошена, в поля, где

пашня, груди стуже оголя, зи-

мой сечется мутными дождями.

Свивались в пламени страни-

цами года, запачканные глиной

огородов; вроставшие, как рак,

в тела народов и душным

--">