Людмила Михайловна Пивень - Ферма кентавров

Людмила Михайловна Пивень Ферма кентавров

ПРОЛОГ

Я проснулась ночью от далёкого крика. Белый свет высокой луны падал на пустую Машкину кровать и портрет Карагача на стенке. У двери темнел шкаф. Никого в комнате не было. Стояла глухая тишина.

Наверное, приснилось, решила я, но в тот же момент снова раздался слабый крик. И я поняла, что не слышу его, а чувствую.

Меня звал на помощь Боргез.

Его панические мысли были полны когтей, клыков и сверкающих глаз. Он думал, что его поймал за ногу хищный зверь.

Я слетела с кровати, cхватила и натянула спортивные штаны, заправила в них ночную рубашку, сунула ноги в кроссовки… До дверей меня проводила Дженни, среднеазиатская безухая овчарка, а во дворе встретил Акташ, её родной брат.

Чисто подметённый бетон двора был залит светом прожекторов. Как и положено по ночам, толстенная цепь соединяла створки конюшенных ворот. В щель между ними я увидела, что случилось. Двери денника были разбиты, пролом ощетинился белыми щепками, в нём беспомощно и нелепо застряла рыжая нога жеребца. Он пытался вырваться, дёргал дверь, её грохот взбудоражил всех лошадей, а конюха не было видно. Я послала Боргезу успокоительный мысленный образ ласковых человеческих рук и кормушки, полной овса. И позвала:

— Дядя Серёжа!

Дежурный конюх, наверное, спал. Всегда эти конюха дрыхнут по ночам, хотя должны обходить денники, проверять, всё ли в порядке!

Боргезу было страшно и больно. Я мысленно пела ему, что люди прогнали чудище, оно ушло и больше не вернётся…

— Дядя Серёжа!

Наконец конюх вышел из дежурки, и ему достаточно было одного взгляда, чтобы испугаться. Сначала он сделал движение бежать к Боргезу, потом решил, что надо прежде впустить меня и торопливо начал отпирать. Я шипела сквозь зубы:

— Ну скорей, скорей, скорей!

— З-замок заржавел…

— Не замок, а спать надо меньше! — сказала я тихонько, чтобы не услышал дядя Серёжа, и добавила: — Вечно запираем, запираем, а потом не открыть…

Конюх ругал замок последними словами, а я ему поддакивала — от злости. Вообще-то замок на воротах нужен, нужны прожектора во дворе, нужны сторожевые псы Акташ и Дженни. Лошади у нас на ферме стоят дороже любого «Мерседеса».

Наконец что-то щёлкнуло, ключ повернулся, отскочила дужка замка и упала, брякнув, цепь. Я проскользнула в открывающиеся ворота и кинулась к Боргезу. Дядя Серёжа, хоть он старый и толстый, очутился у разбитых дверей вместе со мной, ухватил поудобней обломки и потянул их на себя. Дерево захрустело. Жеребец дёрнулся ещё раз, вырвал наконец копыто из досок и, освободившись, нервно закружил по деннику — никак не мог забыть про клыкастое чудище.

Я позвала:

— Бо-орька! Борге-ез!

Он тихо заржал и ткнулся носом в решётку, которая шла по верху двери и стены.

— Ма-аленький, всё хорошо…

Я зашла в денник. Рыжий длинноногий жеребец, которому моя голова не доставала до холки, толкнул меня мордой и прошёлся вокруг, стараясь коснуться меня то плечом, то боком, то крупом. Он был ужасно рад, что я наконец пришла.

Догадаться, что случилось, было нетрудно. Боргез любил побрыкаться в деннике, наверное, воображал, что дерётся с соседом, гнедым по кличке Баянист. Все стены в щербинах от ударов, отметины копыт начинаются у пола, а до верхних я не дотягиваюсь, даже стоя на цыпочках. Пока Боргез попадал по камням, ничего страшного не случалось, но сегодня ночью он врезал по двери. И, скорее всего, не один раз. Владимир Борисович говорил нам, что сила удара лошадиных ног достигает восьми тонн. Тут самые толстые доски не выдержат!

Когда жеребец немного успокоился, я остановила его и присела на корточки у левой задней ноги. На вид всё было в порядке, на золотистой шерсти у копытного венчика не оказалось даже царапин. Только все конники знают, что после травмы лошадь может захромать не сразу, а чуть погодя.

Дядя Серёжа отодрал поломанную доску и на всякий случай одну рядом. Специально, чтобы пролом был шире и Боргез не застрял снова, если вдруг сунет ногу в дыру еще раз, от любопытства.

А потом я посмотрела, что конь всё не начинает есть сено, не стоит на месте, кружит по по деннику, и решила, что после такого потрясения его нельзя оставлять одного. Вообще-то нам не разрешают ночевать на конюшне, но сегодня другого выхода нет. Ну точно, нет. Чистокровные лошади очень нервные и чуткие… И, наверно, если бы я у Владимир Борисыча спросила, он бы --">