Борис Тимофеевич Воробьев - Мой нежный и ласковый зверь

больно, щиплет.

— Терпи, казак! — сказал я и тут же, поворачивая котенка поудобнее, увидел, что он никакой не «казак», а самая обыкновенная кошечка.

Вот так раз! Ведь вчера, принеся котенка домой и разглядывая его при свете, я был абсолютно уверен, что он — котик. И вдруг такой конфуз.

Честно говоря, я был и уязвлен и раздосадован. Уязвлен тем, что, не раз имея дело как со щенками, так и с котятами, привык думать, что умею легко, с одного только взгляда, определять, кто передо мной — мальчик или девочка. Они кажутся одинаковыми лишь неопытному человеку, на самом же деле даже новорожденных щенят, да и котят тоже, можно различить по внешнему виду. Мальчики, как правило, большеголовые и чуть-чуть крупнее девочек; когда же и те, и другие подрастают, мужская и женская стать у них становится особенно заметной — мальчики угловаты и непосредственны в действиях, девочки живее и, как говорится, себе на уме.

В общем я никогда не думал, что могу обмануться в таких делах, и вот не просто обманулся, а форменным образом обмишулился. Было от чего уязвиться. Что же касается досады, то для нее имелись причины чисто житейского свойства.

Не все равно, кого держать в городской квартире — кота или кошку. С кота взятки гладки, нагулялся и пришел, и никакого «хвоста» за собой. А кошка рано или поздно принесет котят, и тут целая проблема — котят надо вырастить минимум до двух месяцев, а потом пристроить в хорошие руки, что совсем не просто. Впрочем, эти сложности существуют далеко не для всех. Многие не видят ничего противоестественного в том, чтобы сразу отделаться от приплода. Подумаешь, котята! Сгребай всех в кучу да спускай в унитаз. И понять ничего не успеют. А не хочешь грех на душу брать — свези кошку в ветлечебницу и сделай укол, чтобы больше не котилась. Гуманно, по-современному.

Не знаю, для кого как, а по мне, что то, что другое — варварство. Лучше уж никого не брать в дом, чем потом отделываться от хлопот всеми правдами и неправдами. Для меня эти хлопоты начинались с появления в квартире котенка; в дальнейшем, поскольку перспектива заиметь котят обозначилась совершенно четко, всякие сложности могли только усугубиться, но разве это повод для переживаний? Ну будут котята, ну и что? И пусть себе растут на здоровье. А подрастут — найду куда пристроить, не может быть, чтобы не нашлось желающих обзавестись живностью.

Впрочем, загадывать об этом было рано, сначала надо было, как говорится, дожить до тех времен, однако мимолетное неудовольствие от того, что все получается не так складно, как хотелось бы, проскользнуло в душе, и я сказал кошечке с укоризной:

— Эх ты, коня!

И сам удивился неожиданно вырвавшемуся слову. Что это за слово и почему оно вдруг возникло у меня в голове, я не знаю и думаю, что его нет ни в одном словаре. Но, выскочив случайно, оно вдруг стало живым, конкретным понятием, именем собственным. А что, подумал я, чем Коня хуже Мурки? Ничем, и уж во всяком случае можно быть уверенным, что другой кошки с таким именем не найдется.

Закончив процедуру, я застелил стул старым полотенцем и, положив на него Коню, принес из прихожей молоко и мясо, к которым Коня так и не притронулась даже и ночью. Мне хотелось, чтобы она поела хотя бы немного, поскольку на нее было тяжело смотреть — кожа да кости. Но она, как и накануне, не обратила на еду никакого внимания. По всему было видно, что ей хочется только одного — чтобы к ней не приставали, и я удалился на свою территорию, не настаивая ни на чем.

3

Коня выздоравливала, хотя первые четыре дня пролежала пластом. Я каждый день приходил к ней, осматривал искусанные лапы и старался пробудить у нее интерес к еде, но это мне удалось сделать лишь на пятый день, когда Коня, словно бы вспомнив, что на свете существует еда, вылакала целое блюдечко молока. Пользуясь моментом, я подсунул ей заодно и мяса, но она лишь понюхала его и отвернулась. Ничего, подумал я, раз прорезался вкус к молоку, скоро дело дойдет и до мяса.

И действительно: на следующий день Коня поела и мяса, а ночью, впервые за все дни, слезла со стула. Я еще не спал и, услышав царапанье, зажег настольную лампу. Полоса света, как ковровая дорожка, протянулась из открытой двери в смежную комнату, и на этой «дорожке» я увидел Коню, еле-еле ковыляющую в направлении прихожей. Слезть в таком состоянии со стула ее могло заставить лишь одно — потребность справить нужду, и я только теперь спохватился, что, занятый --">