Е. Розенблюм - Патик-Эмпатик

ней.

Патик был уверен в своём успехе: "Что может быть проще, чем открыть человеку глаза и показать ему, как прекрасен этот мир. Ведь это неестественно, когда кто-то сконцентрирован только на себе".

Он очень старался: рассказывал ей об истинном устройстве Вселенной, шутил и смеялся, сочинял песни и прибаутки, брал её в красивейшие уголки сновидений. Но, несмотря на все усилия Патика, в неё не проникало ничего: девочка видела только себя, говорила только о себе, интересовалась только собой и, казалось, даже не знала, что в мире кроме неё существует что-то ещё. Патик даже придумал загадку: "Что на свете прочнее всего?", но та не оценила его юмора.

Иногда красота природы могла на минуту заинтересовать её, но лишь как фон для запечатления собственной персоны. На самом деле ей хотелось слышать только о том, как прекрасно её лицо, как сини её глаза, как красны её губы, как белокуры её волосы, как строен и высок её стан, и это при том, что она была кареглазой шатенкой с приземистой фигурой и блёклым лицом.

Шли недели и месяцы, ось не сдвигалась ни на миллиметр, и Патик становился всё задумчивее:

— Неужели эта девочка не способна впустить в себя ничего из того, что не соответствует её представлениям о мире? Ну как пробить её броню? Как разрушить её веру в то, что мир создан для неё одной, и все остальные нужны лишь для того, чтобы потакать её прихотям и воспевать её эго? Ещё немного, она и меня убедит в том, что моё предназначение в том, чтобы вращаться вокруг неё, слушая об её исключительности, — иронизировал Патик, но в душе уже понимал, что вязнет в её эгоцентризме всё глубже и глубже.

К счастью, каждое утро девочка просыпалась и уходила из реальности сновидений, и у Патика было время вернуться к самому себе и всё проанализировать. И вот однажды он вдруг ясно осознал, что ему только кажется, что он занимается расшатыванием её саморефлексии, а на самом деле работа проводится над ним. Каким-то чудом, без малейших познаний в психологии она умудряется медленно, но неотвратимо обездвиживать ось его восприятия. Ось, которой когда-то практически и не было, ось, благодаря подвижности которой, он умел гулять по различным реальностям, как вольный ветер.

Патик-Эмпатик ощущал, что застывает в поверхностном мире этой девочки, и ещё немного — и увязнет здесь навсегда. Его интуиция говорила, что ему не справиться одному, и здесь нужна помощь кого-то более опытного, а чувства просто кричали, что пора уходить. Поэтому, несмотря на то что эмпатия убеждала его оставаться здесь до тех пор, пока он не освободит восприятие девочки, одним ясным утром Патик принял решение отступить и сконцентрировал намерение проснуться в другом сне.

2. На пустыре

Патик-Эмпатик осознал себя на блёклом, заброшенном пустыре, где люди выгуливали собак. Не успел он подняться с земли и отряхнуться, как на него с щенячьей радостью набросился восторженно сюсюкающий мальчик, что всё пытался взять Патика на руки, погладить и чуть ли не задушить в объятьях. Когда мальчик, наконец, понял, что Патик ему совсем не рад и хочет убежать, лицо его посерело и размылось, улыбка превратилась в гримасу, а восторг — в отчаяние. Он отпустил Патика и завыл.

— Эй, ты чего? — спросил опешивший при виде такого горя Патик.

— Ты — не Тузик, — сказал мальчик и забился в истерике.

— Я — не Тузик, я — Патик-Эмпатик, но это не важно, ведь ты в сновидении, а тут всё непрерывно меняется. Не переживай, совсем скоро ты проснёшься и увидишь Тузика, — попытался утешить его Патик, но мальчик почему-то невероятно разозлился:

— Куда ты дел моего Тузика? Он только что был на этом самом месте, — заорал мальчик, что есть мочи, и стал изо всех сил колотить Патика кулаками.

Патик-Эмпатик слышал, что иногда пиявища становятся агрессивными и применяют друг к другу физическую силу, но одно дело знать по рассказам, а другое — ощутить колотушки на себе. Он был в таком шоке от того, что его бьют, пусть и в сновидении, что не придумал ничего лучше, чем превратиться в маленькую собачонку.

Мальчик тут же разительно переменился: запищал, прижал Патика к себе, гладил, целовал, обнимал, подбрасывал вверх и ловил, снова прижимал к себе и душил в объятьях.

"Что я наделал? — ругал себя Патик. — Только зря его обнадёжил. Как мне теперь снова стать собой и в то же время не расстроить его? Ну что за странные реакции у этих пиявищ? И с чего я взял, что они бесчувственные? Всё --">