Жюль Верн , Мишель Верн - Кораблекрушение «Джонатана»

с соком лекарственных растений.

Промыв ужасные следы когтей и остановив кровотечение, Кау-джер соединил края раны, покрыл их марлевыми повязками, пропитанными целебным настоем. Затем снял с себя шерстяной пояс и забинтовал грудь туземца.

Выживет ли бедняга? Спаситель сомневался в этом. Лекарство вряд ли могло помочь в данном случае.

Выбрав момент, когда охотник снова открыл глаза, Кароли спросил:

— Где твое племя?

— Там… там… — прошептал индеец, указывая рукой на запад.

— Это, должно быть, в восьми или десяти милях отсюда, на берегу канала, та стоянка, огни которой мы видели прошлой ночью.

— Сейчас только четыре часа. Скоро начнется прилив, — сказал Кау-джер. — Мы сможем отплыть лишь на рассвете.

— Да, не раньше, — согласился Кароли.

— Перенесите его в лодку. Мы сделали все, что могли.

Подняв индейца на руки, Кароли с сыном осторожно спустились к песчаному берегу. Потом один из них вернулся за ягуаром, шкуру которого можно было выгодно продать заезжим торговцам.

Тем временем Кау-джер поднялся на скалу, с которой хорошо просматривался весь горизонт.

Внизу причудливой линией извивалось северное побережье пролива шириной в несколько лье^[4]. Противоположный берег, изрезанный заливами и бухтами, притаился за неясными, словно легкие облачка, очертаниями островов и островков. Вдоль пролива, которому не видно было начала и конца, громоздилась высокая каменистая гряда.

На севере тянулись бесконечные прерии и равнины, испещренные множеством рек, бурными потоками или шумными водопадами, которые низвергались прямо в море. В необъятных просторах четко выделялись зеленые пятна густых лесов, и лучи заходящего солнца обагряли верхушки деревьев. Замыкала горизонт массивная цепь гор с ослепительно белыми коронами ледников. И никаких следов человеческого жилья вокруг.

На востоке пейзаж был еще суровее. Скалистая гряда, нависая над морским берегом, поднималась почти отвесными уступами, а затем внезапно переходила в острые каменные пики, вонзающиеся высоко в небо. И здесь тоже ни малейшего присутствия человека: ни единой лодки — будь то пирога^[5] под парусом или каноэ^[6] из древесной коры, ни дымка.

Близились те часы, предшествующие сумеркам, которые всегда вызывают ощущение легкой грусти. Стаи больших, пронзительно кричавших птиц парили в небе в поисках ночного пристанища.

Скрестив руки на груди и застыв как статуя, Кау-джер стоял на вершине скалы, с восторгом и священным трепетом взирая на этот никому не подвластный, благодатный и необозримый простор.

Солнце освещало его одухотворенное лицо, морской ветер играл волосами. Глубоко вздохнув, Кау-джер распростер руки, словно хотел объять и вобрать в себя весь расстилавшийся перед ним мир, с вызовом взглянул на небеса, и вдруг из груди его вырвался ликующий крик, в котором звучало безудержное стремление к свободе.

— Ни Бога, ни властелина! — торжественно неслось с вершины скалы над бушующими волнами.

Это был девиз анархистов всего мира.

Глава II ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

Географы нарекли группу больших и малых островов, расположенных между Атлантическим и Тихим океанами, у южной оконечности Американского континента, Магеллановой Землей, или Магальянесом. Самая южная часть материка, Патагония (продолжением которой являлись два больших полуострова — Короля Вильгельма и Брансвик^[7]), переходила в мыс Фроуард. Все земли, лежащие по ту сторону Магелланова пролива, входили в состав архипелага, справедливо названного в честь знаменитого португальского мореплавателя XVI века Магеллановой Землей.

До 1881 года эта территория Нового Света не подчинялась ни одному цивилизованному государству, даже самым ближайшим соседям — Чили и Аргентине, которые в то время вели борьбу за пампасы^[8] Патагонии.

Поэтому все поселения, образовавшиеся здесь, могли иметь полную независимость.

На площади в пятьдесят тысяч квадратных километров, помимо множества небольших островков, располагались --">