Евгений Иванович Кычанов - Звучат лишь письмена

Гурбелджин Хара-Мурэн стала называться Хатун-Гол — Царица-река. Отец ее, Сашин Джангин, труп ее, как она завещала, вверх по реке искал — не нашел. Один войлочный чулок нашел, а кто говорит, платье еще нашел. Китайские люди тело Гурбелджин Гоа-хатун на берегу Хара-Мурэн нашли. Каждый по одной лопате земли насыпал, стал холм Темир-Олхо — Железный. Ты видел его?

— Видел.

Г. Н. Потанин

Холм Темир-Олхо

Потанин вспомнил холм у города Гуйхуачэн^[5]. Это о нем местные монголы рассказывали, что здесь похоронена жена Чингисхана, которая оскопила его и бросилась в воды Желтой реки. Холм был высотой около 12 метров, насыпанный из местной серой глины, с очень крутыми склонами и плоской вершиной. Жители соседних деревень уверяли, будто насыпь в разное время принимает различные очертания. Утром она похожа на чашу, в полдень — на юрту, а вечером основание холма исчезает и вершина его как бы парит в воздухе. Потанин предполагал, что виновником необычайных превращений холма был мираж, давший местным жителям повод приписать холму чудодейственную силу и увязать его происхождение с древней легендой.

— Так вот, затем платье Гурбелджин Гоа-хатун нашли. И сейчас в Бага-Эджен-Хоро хранят. Бага-Эджен-Хоро видел?

— Видел. Ну, а как же Чингис?

— Утопилась хатун, а Эджен-Владыка, оскопленный, заболел. Заболел, но повелел продолжать путь. Когда доехали до речки Чжам-Хак, сказал: «Вот место отдохнуть старому человеку, попастись оленю!» И с этими словами умер. Там и поставили Ихи-Эджен-Хоро. Видел?

Ихи-Эджен-Хоро — юрта с останками Чингисхана

— Видел.

Юрта, в котором, по словам монголов, хранились останки Чингис-хана, ордосская святыня Ихи-Эджен-Хоро — Великая ставка Владыки, стояла за болотистым лужком речки Чжам-Хак, между двумя песчаными барханами. В нарядном китайском платье, сопровождаемый двумя, монголами, Григорий Николаевич пешком отправился к Ихи-Эджен-Хоро. Вот и сама святыня. На невысокой четырехугольной насыпи, облицованной кирпичами, за проломленной деревянной оградой впритык стояли две юрты, и там, где они соприкасались, был устроен тайный проход. На юртах золотые маковки, верхние войлоки, покрывающие своды юрт, вырезаны по нижней кромке фестонами в виде языков, свисающих вниз. Вместе с монголами Григорий Николаевич трижды поклонился, встав перед растворенными дверями юрты. Входить в юрту не разрешалось. Только из темных дверей неожиданно высунулась рука с красным деревянным блюдом, на котором стояла медная вазочка с горевшим маслом. Монголы-дархаты^[6], хранители юрты, сопровождавшие Потанина, предложили ему взять блюдо и подержать его. Затем все снова троекратно поклонились юрте и удалились.

Из расспросов удалось выяснить, что в юрте якобы находится серебряная рака с костями Чингисхана. Каждый год в двадцать первый день третьего месяца по лунному календарю ордосские монголы устраивают большой праздник — тайлга^[7] — в честь Чингисхана. К его юрте подвозят Донду-Эджен-Хоро — Среднюю ставку Владыки, ставку первой жены хана, и Бага-Эджен-Хоро — Младшую ставку Владыки, с платьем ханши Гурбел-джин. В этот день в жертву Чингисхану приносят лошадь.

Пунсак, монгол из хошуна^[8] Ушин, рассказал Григорию Николаевичу легенду о том, что в древности Чингису приносились и человеческие жертвы. Кровожадного Чингиса смирил тибетский панчен-эрдени^[9]. Оставшись в юрте один, он отворил раку, перепоясал высохшее тело хана красным кушаком и сказал: «Отныне ты должен быть милосердным и не убывать живых людей! В жертву тебе должны приносить лошадей, а не людей!» Затем он запер раку тремя замками, а ключи увез с собой. С тех пор дархаты-хранители сами не знали, что лежит в усыпальнице хана.

…Сантан Джимба с сожалением посмотрел на остывший камелек и добавил:

— И каждый год во время --">