Генрих Александр Штоль - Боги и гиганты

Генрих Штоль
БОГИ И ГИГАНТЫ

*

Heinrich Alexander Stoll

GÖTTER UND GIGANTEN

Der Roman des Pergamon-Altars

Union Verlag Berlin 1964

*

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

Перевод с немецкого Г. ВАНДЕЛЯ

Ответственный редактор Д. П. КАЛЛИСТОВ

М., Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука», 1971.

КНИГА ПЕРВАЯ СОЗДАТЕЛИ — АТТАЛИДЫ

«Longe clаrissimum Asiue Pergamum».

Плиний, Естеств. история, V. 133

Глава первая

Это было в начале десия, в том месяце, когда весна переходит в лето. Море лежало спокойное, лишь незаметно поднималась и опускалась его зеркальная гладь. А над ним простиралось кристально-чистое лазурное небо. Триера, в которой легко можно было узнать, царское посыльное судно, — стройная, тонкая, быстрая, видимо, по праву носящая имя «Токсема» — «Стрела», — стояла у сложенной из больших плит набережной Александрии, близ знаменитого маяка. Взад и вперед по палубе беспокойно ходит капитал. Подняв руку ко лбу, он пристально смотрит в сторону набережной. Все якоря, кроме самого маленького, уже, подняты, и судно держится у причала лишь на канатах; триера по всем признакам готова к отплытию. Но один пассажир еще не прибыл, а без него триера не может выйти в море.

Но вот по мостовой застучали копыта: сначала где-то далеко, потом все ближе и ближе. Запыхавшийся всадник, бросив поводья слуге, соскакивает со взмыленной белой лошади и устремляется по узкому трапу на борт корабля. Отпускают последний канат, и судно, подняв малый якорь, отходит от причала. Приезжий приветствует капитана, торопливо подходит к борту и что-то громко приказывает провожающему его слуге. Гребцы самого верхнего ряда, которые, пока триера выходила из гавани, еще не принялись за свою работу, насторожились, прислушиваясь к разговору. Здесь не было и тени любопытства. Что особенного мог сказать своему слуге опоздавший пассажир? Разве что велел ему обтереть лошадь и поберечь ее на обратном пути. Не это их заинтересовало. Удивительно было то, что такой статный, высокий, плотный и еще молодой человек — ему, по-видимому, не более двадцати лет — медленно шевеля своими полными губами, говорит как-то совсем необычно. Выглядит он так, словно обладает сильным солидным басом, а на деле — послушайте-ка! — какой у него настоящий мальчишеский дискант! Гребец четвертой скамейки на правом борту, подмигнув, обернулся к сидящему позади соседу:

— Эй, Трибалл! Ведь это евнух! Не хочешь ли его? Я охотно сделал бы тебе такой подарочек к дионисиям^[1].

— Ну и остряк же ты, Керк, — рассмеялся его приятель.

Оба затряслись от смеха и не заметили надсмотрщика, незаметно подошедшего к ним сзади.

— Эй, вы, прикусите злые языки! — сердито закричал он. — Говорите всякие мерзости друг о друге, а не об этом человеке. Да и знаете ли вы вообще, кто он?

Гребцы молчат.

— Это Филетер, таксиарх^[2] Лисимаха. А сейчас он полномочный посланец царя!

— Ну и что! — нагло возразил Керк. — Евнух останется евнухом, будь он хоть десять раз таксиархом. И останется им, даже если станет полководцем.

— Хватит! — резко одернул его надсмотрщик. — Вы дураки. Всякие бывают евнухи. Филетер…

— Филетер, сын раба и гетеры^[3], игравшей на цитре. Он еще очень молод, а уже в таком высоком чине… — вмешался в разговор один из пассажиров. Судя по роскошной одежде, это был персидский сатрап, перешедший на службу к Александру.

— Вранье, гнусные сплетни! — прошипел надсмотрщик приглушенным голосом. — Филетер — сын Аттала и происходит из благородного македонского рода, восходящего к самому Гераклу. Телеф, сын Геракла, и Авга — вот его предки. А Боа, его мать, была дочерью пафлагонского гражданина. Это сущая правда. Я уже сказал вам, что всякие бывают евнухи. Если вы этого не знаете, так послушайте меня. Филетер родился в Тиосе — свободном греческом городе на Понте Эвксинском. Однажды, когда он сидел на руках у няньки, та засмотрелась на похоронную процессию. Но тут --">