Лад Иванов - Две недели перед новым годом

— Вы несправедливы. Мне кажется, я в более выгодной позиции. Ваше сравнение неверно. Вы побывали там ребёнком, а сейчас живёте в нынешней Москве и лишь изредка окунаетесь в воспоминания. А я… Я и сейчас живу в Москве той.

Старик молча испытующе смотрел на него.

Тот вдруг рассмеялся:

— Конечно, живу. Посмотрите вокруг.

Павел Петрович улыбнулся.

— Как мне нравится разговаривать с вами, Александр.

— Взаимно. Скажите, а отчего вы считаете, что мы стоим на гибнущем корабле?

Старик, отпустив ручку двери, подошёл к огромным шкафам, полки которых были забиты книгами от пола до потолка.

— Вы же читали Стругацких, Саша? Тех изначальных искренних Стругацких. Ну конечно, читали… Помните цивилизацию Полудня? Пожертвование, стремление, воспитание и труд как источник счастья в качестве скелета общества. Дружба и любовь как его душа. Цивилизация на грани сверхвозможностей.

Высочайший ранг учителя и целителя.

Там, где стремление познавать.

Там, где «хочу знать». Там, где «хочу понимать».

Помните?

Выйдите из вашего уютного магазинчика и посмотрите на мир за этой скрипящей дверью. Вы ничего не замечаете? Вокруг точная противоположность. Отражение в чёрном зеркале. Мир, по сравнению с которым Арканар или ефремовский Торманс — верх человечности.

Перечислите на память десяток самых известных людей, занимающих сейчас умы от ребёнка до человека вполне уже зрелого. Среди них нет великих учёных, исследователей, путешественников или зодчих. Среди них нет ни учителей, ни врачей. Ни поэтов, ни писателей. Люди, к которым привлечено внимание сегодня, собрали в себя всё самое мерзкое, самое тошнотворное. Мир купается в грязи. Мир, сошедший с полотен Босха. Выплесни через экран извращение — и вот у тебя уже толпа подписчиков, у тебя берут интервью, к тебе потоком стекаются деньги. Ты управляешь теперь чужим сознанием. А кто-то управляет твоим. Вот она, нынешняя цель присвоения. Вы знаете, я атеист, но когда читал откровение Иоанна Богослова, у меня по спине бежали мурашки от его слов о чаше с нечистотами в руках блудницы, расползающимися по миру.

Вы окружили себя старыми вещами, Саша, не потому, что они красивы, не потому что они не наштампованы в бессчётном количестве в течение часа, но хранят в себе души создателей своих. Это всё так. Но в вашем случае дело совсем в ином. Вы создали вокруг себя декорации. Иллюзию иного мира. Мира, который лучше нынешнего. Где были дружба и любовь. Где был подвиг. Где было наслаждение трудом. Вы читаете старые книги, смотрите старые фильмы, и это даёт вам возможность сделать вдох. Только вот мир за стенами вашего магазина от этого никуда не девается.

А ведь наша земля могла всего этого избежать. Мы слишком близко подошли к грани чёрного зеркала. Любовались его красивой поверхностью. Рассматривали с интересом, необычных для нас прежних, созданий в отражении. Таких антимы. Мы захотели прикоснуться к этому вырождению. Оно увлекало нас. Мы споткнулись и сами не заметили, как очутились по другую сторону стекла. Один неверный шаг в истории, и мы стали противоположностью прежних себя. В один миг взращённые, взлелеянные советской родиной мыслители, писатели, поэты, режиссёры начали поливать свою мать помоями.

Это корабль не просто гибнущий, Саша. Он уже мёртв. Мы с вами плывём на летучем голландце, всё ещё считая себя живыми.

— И какой же выход?

— Выхода нет. Вернее, я не знаю такого человека и представить себе не могу того, кто обладает инструментом для исправления. Разве что уничтожение и запуск цивилизации с нуля… Жаль, что наш занимательный разговор закончился на такой ноте.

— Я постараюсь разузнать что-нибудь о вашей игрушке, Павел Петрович.

Старик кивнул и молча подал на прощание руку.

Выйдя на улицу, Павел Петрович, не оборачиваясь и не спеша, направился под снегом к своей машине. Александр подошёл вплотную к стеклу и смотрел вслед необычному посетителю. В белом свете фонаря из снежинок вынырнули два человека. Один из них услужливо открыл дверь автомобиля, старик скрылся внутри, и оба охранника поспешили в припаркованную за хозяйской машину сопровождения.

— Понятно, почему тебе всё опостылело, — улыбнулся продавец. — Ехал бы уж на старости лет куда-нибудь в деревню от всего этого.