Мария Шиповская - Сокровища Королевского замка

большом здании архитектурного факультета на углу улиц Котиковой и Львовской, где теперь официально располагалась Техническая школа. Друзья радостно приветствовали друг друга, обменялись свежими новостями и шутками, попрощались громким «До свидания!», хотя надежды на новую встречу почти не было.

Они никогда не расспрашивали друг друга о судьбе родителей. И поэтому неизвестно, откуда узнал Станислав, что пани Вернер умерла от сердечного приступа, получив из Освенцима урну с прахом мужа, а Петр о том, что отец Станислава Ковальского погиб под Кутно, а мать застрелили охранники на железной дороге, когда она, возвращаясь в Варшаву с продуктами для своих детей, Станислава и Кшиси, попыталась спастись от облавы, выпрыгнув из вагона поезда, чуть замедлившего ход.

Снова они встретились еще через полгода.

Станислав, показав документы стражникам у ворот, ведущих на территорию Варшавского университета, подъехал с телегой кирпича к зданию университетской библиотеки. И тут увидел какого-то мастера — перепачканный в пыли и известке, он тихо, но очень сердито ругал каменщиков за скверную работу. Сам голос и, главное, звучавшая в нем страстность показались Станиславу знакомыми. Да, это был Петр. Однако поговорить им тогда не удалось. Петр пошел в библиотеку, посмотреть, как идет работа, а Станислав, разгрузив подводу, тут же отправился в новый рейс.

И вот сегодня они встретились на сборе, на котором неожиданно для Станислава появился Петр, правда, теперь уже не Петр, а подпоручик «Лесной».

Командир утвердил предложенную еще ранее Станиславом «одиночную операцию Замок». А когда встал вопрос, кому Станислав передаст полученные материалы, связным вызвался Петр. После некоторых колебаний командир согласился и на это.

А потом Петр проводил Станислава и, казалось, хотел что-то ему рассказать. Однако они молча прошли по Новому Святу, вступили на Краковское предместье. Также молча миновали памятник Копернику, на гранитном цоколе которого виднелась надпись: «Николаю Копернику — соотечественники»; четыре глубоких отверстия, высверленные в четырех углах надписи, напоминали о том, что с начала оккупации она была закрыта доской, гласившей: Dem grossen deutschen Astronomen,^[7] сорванной в феврале именно этого, сорок второго года. Многозначительная улыбка, появившаяся на их лицах, свидетельствовала о том, что обоим им небезызвестно, кто снял эту доску. А был это их общий знакомый, прекрасный парень Алек Давидовский, целиком занятый деятельностью движения Малого саботажа и харцерских отрядов. Эта его операция рассматривалась подпольной и эмигрантской печатью как протест против германизации польских исторических культурных ценностей. Правда, губернатор Фишер велел распространить распоряжение, что в ответ на эти «бандитские действия» в Варшаве будет уничтожен памятник Килинскому,^[8] но бронзовый Килинский нашел прибежище в запасниках Национального музея, а немецкие власти временно забыли о сооружении новой мемориальной доски.

На другой стороне Краковского предместья, у здания Главной полицейской комендатуры, стоял бдительно глядевший часовой. Он подозрительно всматривался то ли в них, то ли в фигуру Христа, которая чуть ли не сто лет возвышалась у входа в костел. Христос нес свой крест и указывал пальцем в небо, словно бы напоминая слова написанного там по-латыни изречения: Sursum corda!^[9]

Они прошли мимо университетских ворот, возле которых стояли две полосатые, ярко выкрашенные сторожевые будки. Двое часовых, в надвинутых на лоб касках, с автоматами на груди, охраняли вход. При виде их Станиславу, вспомнившему недавнюю свою встречу с Петром возле университетской библиотеки, захотелось спросить, что его туда привело, но он сдержал неуместное любопытство.

Молча они добрались до памятника Мицкевичу и здесь увидели гестаповца, похожего на Рудольфа (а может быть, и Рудольфа?), идущего по другой стороне улицы, словно по другой стороне пропасти, которая образовалась между их судьбами и жизнью «сверхчеловека».

Только что Петр сказал Станиславу:

— Я участвовал во многих вооруженных операциях. Но то, что предстоит тебе, я бы сделать не сумел.

ГЛАВА II

Они поднимались по деревянным, стертым шагами многих поколений ступенькам. Рука касалась тех же поручней, что и в годы детства.

Кто-то догонял их, кому-то не терпелось их обойти, но они делали вид, что не обращают на это --">