Жаклин Монсиньи - Княгиня Ренессанса

нему только ненависть, презрение и отвращение… Выслушав все это, князь Фарнелло, однако, совсем не обиделся и даже улыбнулся. Его властная и в то же время нежная, ласкающая рука коснулась рыжих кудрей Зефирины.

– А кто в этом виноват, мадам? Вы сами меня соблазнили! Вы меня очаровали! Вы меня околдовали!

«Я пропала», – успела подумать девушка, которую князь заключил в свои объятия.

Неожиданно из зарослей окружавшего дворец сада выпрыгнула какая-то тень. Это был Гаэтан. Его спас от смерти под Павией слуга Зефирины, Бастьен.

Не дав Леопарду опомниться, Гаэтан нанес ему сокрушительный удар по голове. Фарнелло, потеряв сознание, рухнул к ногам жены.

Потрясенная тем, что вновь обрела своего жениха, Зефирина сбежала той же ночью из дворца своего мужа.

«А что, если он умер?» – думала она, сердясь на себя за то, что испытывает угрызения совести.

«Только бы князь, придя в сознание и возненавидев свою французскую жену, не вздумал снова отнять у нее свободу…»

Мчась во весь опор по кипарисовой роще, Зефирина поделилась своим опасением с женихом.

В ответ на это молодой человек лишь подстегнул коней.

Будущее определялось одним-единственным словом: РАСТОРЖЕНИЕ!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РАНЕНАЯ САЛАМАНДРА

Глава I ЗАСТАВА В ПОПИЧИАНО

– Они больше не в силах двигаться!

Флоренция осталась позади. Зефирина и Гаэтан удалились от нее на пять лье. И напрасно оба всадника пришпоривали несчастных коней. Измученные животные с появившейся на мордах кровавой пеной, отказывались продолжать путь. А между тем беглецам надо было во что бы то ни стало добраться до ближайшего городка, где бы они могли сменить лошадей.

Бывший курьер короля Франции, Гаэтан не раз отвозил послания Его Святейшеству Клименту VII. Молодой человек знал едва ли не все заставы на пути из Парижа в Рим.

– Мы подъезжаем к Попичиано, Мами, прикройте свое лицо, – посоветовал Гаэтан, который, несмотря на огромный риск, предпочел взять Зефирину с собой, нежели, подвергая не меньшей опасности, оставить одну в лесу.

Они увидели идущую вниз и огибающую покрытый виноградниками холм, пыльную дорогу, по которой вереницей тянулись повозки, запряженные волами. Повозками правили тосканские крестьяне в плоских широкополых шляпах.

Натянув шапочку с пером чуть ли не до самых бровей и подняв ворот камзола, Зефирина прищурила зеленые глаза, всматриваясь в открывшуюся перед ними картину. Всадники с пиками в руках, в сверкающих на солнце шлемах и доспехах пытались объехать запрудившие дорогу воловьи упряжки, чтобы первыми въехать в городок.

– Черт бы побрал этих проклятых крестьян!

– Англичане… – едва слышно прошептала Зефирина. Она сразу узнала и привычные для них грубые выкрики, и мундиры солдат Генриха VIII.

– Да, Мами, а вон, ближе к перелеску, там наши… Французские всадники, легко узнаваемые по гордо реевшему белому флагу, украшенному геральдическими лилиями; пытались, не давая повода заподозрить себя в «комплексе побежденных», опередить британцев и первыми войти в городок.

Швейцарские наемники в коротких, с напуском штанах, спешились у дома тосканского кузнеца, бывшего одновременно и золотых дел мастером.

Немецкие ландскнехты из Нюрнбергского войскового соединения двигались вперед, тяжело ступая затянутыми в желтый сафьян ногами и приводя этим в ярость надменных испанских кавалеристов в золоченых шлемах, красующихся, как и их кони, в коротких черно-золотых доспехах.

– Как печально видеть, что родину Данте, Петрарки и Боккаччо насилуют эти варвары! – прошептала Зефирина.

Гаэтан не ответил. Образованность девушки его и восхищала, и расстраивала. Ему-то, королевскому курьеру, проводившему большую часть времени в дороге, некогда было обучаться чтению, и знания, которые обнаруживала его невеста, отдаляли ее.

Пока, однако, Гаэтану везло. Беглецы уже въезжали в городок, и лучше всего было помолчать. Впрочем, в общей сутолоке молодые люди мало интересовали тосканцев и солдат-оккупантов. Всеобщее внимание привлекли своим появлением пятнадцать турецких солдат султана Сулеймана, в шелковых безрукавках, с кривыми мечами на поясе и огромными разноцветными тюрбанами на голове.

Как и все остальные, турки встали в очередь к кузнецу. В конце концов конюшня маленькой заставы в Попичиано превратилась в настоящее вавилонское столпотворение.

На всех языках можно было услышать один и тот же возглас:

– Прощу вне очереди, --">