Сергей Викторович Бычков - Куликовская битва. Одна строчка в летописи

рассмеялась внучка. – Сколько себя помню, ты дедушка всегда грозился кого-нибудь из нас вожжами поучить. А сам никого даже пальцем не тронул. Добрый ты у нас. Я люблю тебя.

  Она подскочила к деду и стала его целовать. Потом подбежала к Ефросиньи и, целуя, шепнула ей на ухо: Бабушка, какая я счастливая. Спасибо тебе моя милая…

  Уходил Никита от Тютчевых, когда уже стало смеркаться.

   -Забористый мёд-то, – сказал Никита Захарию, когда он вышел во двор проводить Никиту, – или это у меня голова от счастья кружится? Ещё у меня вопрос имеется, Захарий Иванович. Вот прежний митрополит Киприан, царство ему небесное, не верит Софонию. В записях Киприана указано, что у Дмитрия Донского от силы было тысяч сто пятьдесят. Как же так? Что вы на это скажите?

– А митрополит был там? – Спросил Захарий и презрительно махнул рукой, – может, он и счёт вёл, как тот Емеля? Мели, мол, сколько можешь, твоя теперяча неделя. Софоний, видите ли, врёт, а он прямо светоч в оконце. Сам Киприан и есть брехун! Да если честно разобраться, то его в те времена и на Руси-то не было вовсе. Он лет через пять после битвы у нас в Москве появился.

   -Тише, тише, Захарий, – испугался Никита, – не приведи господи, услышит кто-нибудь. Нельзя так про святого отца говорить.

   -Пусть все слухают, – не унимался Захарий, – счётовод он хренов, а не митрополит после этого. Да в одном ряду только пять – шесть тысяч ратников бились за раз, а рядов тех было около пятидесяти. Коли б меньше, то, как бы мы конницу ордынскую удержали? Митрополита молитвами, что ли? Да ещё засадный полк? Это что не люди?

   -Я согласен с вами, – подхватил Никита, – прав Софоний – не меньше триста тысяч.

   -Вот ещё что, слышь, Никита, – почёсывая затылок и не зная как сказать, произнёс Захарий, – а нельзя ли мою старуху в летописи упомянуть? А то прямо стыдно мне перед ней. Мы всю жизнь радости и горе пополам делили. Душа в душу жили. А летопись нас разделила. Я достойный сын Отечества оказался, а она кто? Разве она не славная дочь Руси? Нельзя в летописи написать, мол, так и так, Захар Тютчев и голубка его, Ефросинья Алексеевна. А, Никитушка? Шибко люба она мне, даже и говорить неудобно в мои – то года. Вон и сыновья насмехаются надо мной, когда я её цалую.

   -Нельзя, – подумав немного, ответил Никита, – митрополит не пропустит. Но, будь моя воля, Захарий Иванович, я бы внёс. В память всех женщин многострадальной Руси потерявших своих мужей в сражениях за русские земли.

   Эпилог

  На этом месте, дорогой читатель, позвольте мне закончить повесть о тех далёких временах. Славное было время! А участники великого сраженья не только покрыли себя незабываемой славой, но и преподнесли нам, их потомкам, пример любви и бесконечной верности своему народу. Нам остаётся хранить память о героях и …завидовать им. Завидовать Захару Тютчеву и его боевым товарищам, ибо нет более высокой доблести, чем быть защитником Родины, и нет более высокой чести, чем погибнуть на поле боя, защищая свой народ. Не всем павшим героям выпала честь быть строчкой, буквой, запятой в летописи Руси и мы никогда не вспомним имён всех погибших в сражениях за Родину. Да это и не столь важно, ибо они, наши славные предки, как и мы с вами, песчинки в глыбе, имя которой народ, а значит они это мы. И сколько мы будем жить, столько мы будем помнить их. Они из глубины веков смотрят на нас, своих потомков, и живут в нас, любят, радуются жизни и пойдут в бой за Родину в нашем обличии. И будут умирать опять и опять, чтобы дать рождение следующему поколению героев, которые будут восполнять ряды погибших защитников, давая возможность, родится очередному сыну Отечества. Не подвести бы их, если придёт время и нам встать на пути врага.

  А ещё я хочу сказать спасибо деду Бычкову Михаилу Петровичу, павшему в бою 16 января 1944 года при освобождении деревни Николаевка Витебской области и деду Буцыкину Владимиру Степановичу, погибшему в том же 1944 году в угольной шахте города Анжеро-Судженск – дорогое мои дедушки, я горжусь вами, помню и люблю!

--">