Олег Викторович Языков - Хождение за три неба

Хождение за три неба Олег Языков

Часть 1-я. Трамвай «Желание»

Глава 1

— А-а, Афанасий! Входи, входи… Как ты себя чувствуешь, капитан?

— Как собачка Белка перед запуском в космос, товарищ подполковник! Уши прижаты, нос горячий, хвост дрожит, слюна капает, в животе бурчит… Да, и ноги еще трясутся…

Ноги не то чтобы трясутся, а не ходят. Нет, не так. Ходят, конечно, пока еще я шаркаю своими подпорками, но интересно так ходят. Походка у меня теперь как у Чарли Чаплина, если вы помните. Забавная такая походочка — уточкой. Точнее — сизым селезнем. А еще из-за больной спины корпус чуть-чуть наклонен вперед. В общем, картинка — ни пером описать, ни гонораром оплатить.

— А что Москва?

— А что Москва? Москва — столица нашей родины, порт пяти морей и самый дорогой город в мире… И делать там мне абсолютно нечего… Чешут медицинские светила затылки под своими белыми шапочками и что-то мямлят на латыни. Хотя, как я понимаю, они с большущим удовольствием выразились бы кратко и художественно, на великом и могучем… Для полной ясности и окончательного диагноза. Но мне и так все ясно… Не лечится моя болячка, не хочет уходить. И сделать они ничего не могут, вот так-то.

— Ну ладно, Афанасий… Ты уж меня извини, что я эдак вот… пальцами в открытой ране ковыряюсь… извини.

— Да чего уж там! Привык…

Вру я все. Не привык. Да и как привыкнуть, что тебя, такого красивого и, в общем-то, еще довольно молодого, увольняют со службы в связи с инвалидностью. Инвалид. Красивое какое слово. При царизме оно обозначало понятие «ветеран». А сейчас — ни к чему не пригодный человек… Ненавижу… От неконтролируемой вспышки злости опять накатила дурнота. Я покрепче уцепился пальцами в барьер, разделяющий кабинет на две части. Для действующих офицеров и так… для всех остальных…

— Эй, Афанасий! Афоня… ты как?

— Да нормально, Михал Михалыч… Накатило что-то. Давайте начинать?

— Давай начнем… Водички тебе дать?

— А что есть?

— Да вот, минералка холодненькая.

— Давайте, конечно, такая жара стоит. Холодненькая минералка в самый раз будет…

Гулко глотая вкусную, щиплющую в носу воду, я заметил мелкую дрожь в руке. Спокойно, Афанасий… спокойно. Все хорошо. Все нормально. Чему быть, того не миновать. Нужно жить дальше, нужно делать следующий шаг. Ага, шаг. С шагом-то как раз и напряженка. Вода кончилась, и я осторожно, без стука, поставил холодный, потеющий на сухой жаре кабинета стакан на полировку казенного барьера.

— Так, начнем, пожалуй… Форму № 4 из секретки принес?

Я кладу старенькую отцовскую кожаную папку с поблекшим и потертым тиснением «Участнику какой-то там зональной научной конференции по археологическим памятникам Северного Кавказа и Кубани», раскрываю её, и начинаю рыться в бумагах.

— Вот она…

— Форма из финчасти? Справку 2-НДФЛ у них взял?

— Битте, херр оберст-лойтнант!

— Вещевой склад что?

— Все в ажуре — что мыши не сожрали, то получено! А что сожрали — сдано.

— Все шутишь… Карточка-заместитель на оружие? Ты хоть свой пугач-то почистил?

— А як же… Даже смазал подсолнечным маслом. Патроны сдал, все точно по счету…

— Это хорошо. Удостоверение давай. Так, ставим птицу… Распишись вот тут… Ключи от кабинета… Вижу. От сейфа… Есть, распишись… Печать?

Маленькая номерная печать со стуком ложится на полированную доску. Звук как от удара молотка в крышку гроба. Не надо так трагично… Увольнение это еще не смерть. Я еще живой. Инвалид, но живой. Я могу двигаться, радоваться солнцу, дышать, есть, пить… Надо бы взять коньячку… Деньги есть, мне причитается неплохая такая сумма. Скажем проще — просто внушительная! Правда, надолго ее не растянешь. Нужно что-то делать с работой. Только вот куда идти? Это вопрос. Было бы здоровьишко получше, я бы попал в действующий резерв. Наша служба своими офицерами не разбрасывается, предложили бы что-нибудь. А так… Кому я теперь нужен?

— Так, теперь то, что тебе причитается. Держи вот эту бумажку… ага, прочитал? Распишись. Вот это, и это еще… распишись. Есть? Ну, все вроде?

Подполковник с треском захлопнул свою прошитую и пронумерованную амбарную книгу.

Все. Фильм закончился, в зале дали свет, зрители, стуча сиденьями кресел, потянулись на выход. Кина больше не будет. Сеанс окончен, и мне пора уходить.