Фёдор Чернов - Цикорий

Глава 5. Василий в роли Михаила Куропатова

Пройдя ограду, поднялся по высокому крыльцу, миновал сени, открыл дверь. В доме гомонили ребятишки. Мальчик лет шести и девочка лет девяти. Мыли руки, поддевая снизу носик рукомойника. Хозяйка возилась у русской печи. Коробов понял, что это его прапрабабушка Серафима. Помнил фотографию, где она запечатлена вместе с мужем. Заметив его, она воскликнула:

– Миша, ты что-то рано прибыл! Обещал позже возвернуться. Она поставила ухват, кинулась обнимать сына, удивилась:

– Что за одёжа на тебе? Обнову справил уже? Как всё-таки ты изменился… Бабушка не слышит, прилегла. Она заглянула за печь и стала будить задремавшую мать:

– Мама, вставай! Михаил вернулся!

Послышалось охание, кряхтенье. Василий, то бишь уже Михаил, поспешил ей навстречу. Они обнялись.

– Мишенька! Похудел ты. Как там в городе-то живётся? Возвернулся! Слава те, Господи милостивый, – причитала бабушка, едва достающая внуку до груди. Морщинистое лицо её было всё в слезах.

Старушка была из породы Куропатовых. Сейчас – вот она, не таких уж преклонных лет.

– А чё-то от тебя винцом попахиват как будто, с утра уже гдей-то перехватил?..

– Да угостили знакомые, – протянул путешественник во времени, всё больше вживаясь в роль Михаила. – Ничего плохого не случилось, расскажу потом. А одеждой поменялся на время с одним другом.

– Тебя не выгнали с работы, а? – с испугом спросила мать.

– Нет, временно отпросился, не тревожься, со мной всё хорошо.

– Наверно, кто подвёз, тот и угостил? – и не услышав ответа, хозяйка  продолжила, – отец с Артёмкой уехали траву косить. Давай садись за стол, сейчас позавтракаем.

Услыхав это, ребятня уселась за стол. Коробов, который уже начинал себя уподоблять Михаилу, умылся и тоже уселся. С любопытством оглядел младших.

В роду Куропатовых рождались в большинстве жгучие кареглазые брюнеты с крепкими головами. Крупные черты широких лиц, густые брови над сильно развитыми надбровьями, выдающиеся носы. Что-то кавказское как будто проглядывало, неизвестно, откуда такое взялось в их роду. Мать Михаила удалась в эту породу, а сын походил на неё.

– Мама, а Миша не перекрестился! – воскликнула девочка и захихикала.

– Ладно-ладно, ешь Маня, не ябедничай! Лёня, не вертись!

Василий усмехнулся и перекрестился. Мать подала ему, а затем младшим детям тарелки со щами и деревянные ложки. На столе, покрытом пёстрой холщовой скатертью, лежали в деревянных блюдцах луковки, дольки чеснока, стояли солонка, бутылочки с уксусом и перцем. На второе стали есть гречневую кашу. Тут запел торжественную песню начищенный медный самовар, стоявший на лавке у окна. Мать взялась наливать всем и подавать кружки с чаем, в котором чувствовался аромат травы душицы.

Поев, наш герой спросил:

– Мама, как у вас дела? Что по хозяйству надо сделать?

– Ой, да ничё поживам, помаленьку. Ох, как мы горевали, когда известие пришло, что ты без вести пропал на войне. Слава Богу, всё обошлось. Отдыхай пока, ведь устал.

– Ничего, отдохну ночью. По деревенской работе соскучился.

– Ну, если робить больно охота… Надо починить ясли в стайке, бык их сломал. Да воды в баню наносить.

Поев, путешественник во времени отправился починять ясли. Лёню позвал с собой. Мальчишка, с гордостью взглянув на сестрёнку, отправился за ним. Наш герой, заменив и сколотив жерди, спросил:

– Лёня, чё-то у меня голова болит. И как будто память отшибло. Скажи-ка, нынче какой год?

– Тыща девятьсот восемнадцатый, – в голосе мальчишки звучало недоумение.

– Ага, а число и месяц?

– Четвёртое июня.

 «Так, – закрутилось в мозгу у Васи, – как раз произошёл мятеж Чехословацкого корпуса, возникают белогвардейские отряды, советскую власть скидывают».

Осторожно порасспросив ещё кое о чём, Коробов взял вёдра и отправился носить в баню воду из реки, протекавшей за огородом. Банька находилась в конце огорода. В старину так строили, чтобы избежать пожаров. Мало ли что: вместе с дымом уголёк какой выдует в трубу, он полетит да на дом упадёт или на стог сена. О такой предосторожности ещё бабушка рассказывала.

Река, называвшаяся Теча, разделяла село на две половины. Она теперь оказалась шире, чем в двадцать первом веке. За селом раскинулось озеро Лебяжье, в окрестностях находилось ещё несколько озёр.