Мишель Зевако - Кровное дело шевалье

Мишель Зевако Кровное дело шевалье

I БРАТЬЯ

У раскрытого окна приземистого неказистого дома сидел пожилой человек. Спинка резного, старинной работы, кресла служила прекрасным фоном мужественному суровому лицу седого воина, помнившего знаменитые битвы времен короля Франциска I. Мрачный взгляд старика не отрывался от серой громады замка Монморанси, возносящего свои мощные угрюмые башни к голубому небу.

Наконец старый воин заставил себя отвести глаза, но при этом тяжкий вздох вырвался из его груди.

— Где моя дочь? Где Жанна? — спросил он у служанки, подметавшей комнату.

— Мадемуазель собирает в роще ландыши, — ответила та.

— Ах да! Как же я мог забыть?.. Ведь сейчас весна… Все цветет, все благоухает. Природа улыбается, кругом море зелени и цветов. Но прекраснейший цветок — это ты, моя Жанна, мое любимое, мое целомудренное дитя!..

И взгляд его помимо воли опять устремился к стоявшему на холме величественному замку.

— Вот оно, средоточие зла! — воскликнул старик. — Как же я ненавижу Монморанси, чья сила сокрушила и уничтожила меня — меня, сеньора де Пьенна! А ведь еще не так давно все вокруг принадлежало мне… Теперь же я доведен до нищеты, ненасытный коннетабль обобрал меня, оставив лишь крохотный клочок земли… Горе мне, жалкому безумцу! Может быть, именно сейчас, в этот самый миг враг строит козни против нас, желая лишить и этого, последнего пристанища!..

Глаза старика увлажнились, лицо его выражало отчаяние и скорбь.

Тут в комнате появился человек в черном. Хозяин дома смертельно побледнел, а вошедший молча поклонился…

— Я угадал! — прошептал старик. — Это бальи из владений Монморанси!

— Мессир де Пьенн, — холодно произнес человек в черном, — коннетабль только что вручил мне документ, с которым я обязан вас ознакомить. Взгляните — это вердикт парижского суда. Вчера, то есть в субботу, 25 апреля 1553 года, суд установил, что вы не являетесь законным владельцем земель Маржанси. Король Людовик XII не имел права жаловать вам это поместье, и теперь оно должно быть немедленно возвращено господам Монморанси. Извольте отдать истинным владельцам дом, службы, луг и лес.

Мессир де Пьенн молча слушал слова пришельца. Он словно окаменел, и лишь страшная бледность выдавала его чувства.

Но вот бальи наконец умолк; тогда старый дворянин начал говорить срывающимся от волнения голосом:

— О, повелитель мой Людовик XII! О, достойный король Франциск! Вы, верно, переворачиваетесь в гробах, слыша, как унижают солдата, участвовавшего в сорока великих битвах, много раз проливавшего кровь за своих государей и не щадившего ради них живота своего! Так полюбуйтесь же теперь, как немощный ветеран побредет с нищенской сумой по дорогам Франции!

Скорбь почтенного старца привела бальи в смятение; он поспешно бросил на стол злосчастный документ и пулей вылетел из дома.

Оставшись в одиночестве, мессир де Пьенн в отчаянии заломил руки. Но страшила его лишь судьба любимой дочери.

— Что же станется с моей дорогой девочкой? Она лишилась всего — и крова, и куска хлеба! Я проклинаю тебя, злодей, проклинаю весь подлый род Монморанси!

Горе несчастного старика было глубоким и неподдельным: постановление суда означало для его семьи полную катастрофу. Когда-то, во времена Людовика XII, он управлял всей Пикардией, теперь же у него осталось лишь бедное поместье Маржанси. Разоренный и униженный, де Пьенн поселился здесь, в небогатом доме, стоявшем на клочке земли, окруженном со всех сторон владениями могущественного коннетабля. Но вот у де Пьенна отняли и это!.. Старца и его юную дочь ожидал позор нищеты!

Жанне едва минуло шестнадцать. Стройная, нежная и очень изящная, с гордо посаженной головкой, она невольно притягивала к себе все взгляды. Девушка была похожа на прекрасный хрупкий цветок, на лепестках которого в первых лучах солнца бриллиантами сияют капельки росы. Это грациозное создание удивительно напоминало саму волшебницу-весну!

В то роковое воскресенье, 26 апреля 1553 года, Жанна побежала после обеда в каштановый лесок, росший неподалеку от Маржанси. Сердце девушки отчаянно колотилось, а с губ срывался шепот, выдававший смятение юной души:

— Но как мне признаться! Нынче вечером обязательно скажу ему… Да, конечно же, скажу… Боже, как я боюсь!.. Но какое же это счастье!..

И тут Жанну внезапно оторвали от земли крепкие, нежные руки, и жаркие --">