Джек Лондон - Жемчужины Парлея

— А вы помогайте мне припомнить, — обратился Гриф к остальным и начал рассказ.

— Старый Парлей очень характерен. Насколько я могу судить, он до известной степени помешанный, но тихий. Вот его история. Парлей — чистокровный француз; как-то он рассказал мне, что он родом из Парижа. У него настоящий парижский выговор. Прибыл он сюда в давние времена, занялся торговлей и всякими такими делами. Оттого-то он и попал на Хикихохо. Явился сюда торговать, когда меновая торговля действительно была прибыльным делом. На острове жило около сотни жалких паумотанцев, Парлей женился на их королеве — женился по туземному обряду. После ее смерти все перешло к нему. Появилась эпидемия кори; после нее осталось в живых не более десятка дикарей. Он кормил их, заставил их работать, был их королем. Перед смертью жена родила ему девочку. Эта девочка и есть Арманда. Когда ей исполнилось три года, Парлей отослал ее в монастырь в Папеэте. В возрасте семи или восьми лет он отправил ее во Францию. Видите, какая получилась ситуация. Наилучший и наиболее аристократический из монастырей Франции не был достаточно хорош для единственной дочери островного властителя и капиталиста. Как вы знаете, в доброй старой Франции не обращают внимания на цвет кожи. Дочь была воспитана, как принцесса; сама она думала, что она настоящая принцесса. Вместе с тем она считала себя вполне белой и совершенно не подозревала о расовых перегородках и о своем сомнительном происхождении. Вот тут и начинается трагедия. У старика всегда были причуды и странности, и он так долго был властелином на Хикихохо, что в его голову запала мысль, что он и на самом деле король, а дочь его — принцесса. Когда Арманде исполнилось восемнадцать лет, он вызвал ее к себе. Денег у него было убийственно много. Он выстроил в Хикихохо громадный дом, а в Папеэте — чудесное бунгало. Арманда должна была прибыть из Новой Зеландии с почтовым пароходом, и он отправился на своей шхуне встретить ее в Папеэте. Возможно, что ему удалось бы спасти положение, несмотря на всю индюшачью спесь тамошней аристократии, если бы не ураган. Это случилось в тот самый год, когда затопило Ману-Хухи и погибло свыше тысячи ста человек туземцев.

Остальные кивнули, а капитан Уорфилд сказал:

— Я был на «Мегпай» во время этого шторма; все пассажиры были выброшены на берег со всем экипажем, поваром и вашим покорным слугой. Нас забросило на четверть мили в глубь кокосовой рощи, около бухты Тайохай, а она считается самой безопасной бухтой на случай шторма.

— Так вот, — продолжал Гриф. — Старик Парлей попал в этот самый шторм и прибыл в Папеэте со своей шляпой, наполненной жемчугом, с опозданием на три недели. Ему пришлось поднять шхуну на козлы и устроить для нее катки в полмили длиной, прежде чем попасть обратно в море. Это время Арманда провела в Папеэте. Никто не посетил ее. По французскому обычаю, она первая сделала визит губернатору и портовому доктору. Они приняли ее, но ни одной из их жен-наседок не оказалось дома и ни одна из них не отдала ей визита. Она не принадлежала к их обществу, она была вне касты, вне общества, хотя ничего не подозревала об этом, и они не нашли более деликатного способа, чтобы объяснить ей это. На французском крейсере был молодой жизнерадостный лейтенант. Он отдал ей свое сердце, но головы не потерял. Можете себе представить, какой это был удар для молодой, изящной, красивой женщины, воспитанной как аристократка, избалованной всем самым лучшим, что можно достать за деньги в старой Франции! Вы, конечно догадываетесь, чем это кончилось. — Гриф пожал плечами. — В бунгало находился слуга-японец. Он видел все и говорил потом, что она проделала это с хладнокровием самурая. Взяла стилет, без всякой торопливости направила острие стилета прямо в сердце и обеими руками медленно и глубоко вонзила его в себя. Старый Парлей со своим жемчугом прибыл уже после этого. Одна из его жемчужин, говорят, стоила не менее шестидесяти тысяч франков. Питер Джи видел ее и говорил мне, что сам предлагал ему эту сумму. Старик на некоторое время совсем спятил. Его два дня продержали в смирительной рубашке в Колониальном клубе.

— Дядя его жены, старик паумотанец, разрезал рубашку и освободил его, — вставил свое замечание приказчик.

— Тут-то старик Парлей и начал куролесить, — продолжал Гриф. — Всадил три пули в негодяя лейтенанта…

— Он пролежал три месяца в лазарете, — добавил капитан Уорфилд.

— Швырнул в --">