Джек Лондон - Острова Бонин

вулканические породы теснин, они превращаются в бурлящие потоки и, устремившись в умопомрачительную пропасть, рассыпаются в воздухе и парят, словно серебристые вуали, не разрываясь, летят полупрозрачной дымкой сотни футов вниз. Миновав ливнеобразное состояние, струи так и падают в море или, пересекая плодородные участки и плантации трудолюбивого фермера, замедляют свой величавый полет и в конце концов теряются из вида на окруженных коралловыми утесами белых песках, сквозь которые и просачиваются в соленое море.

А вид из гавани, где на якорь стал корабль, почти целиком утопающей в тени громадных вулканических гор, величественные головы которых исчезают в туманных облаках над головой!

Хорошо укрытая гавань имеет удобный просторный причал, от десяти до пятидесяти морских сажен. В ней можно разместить целый флот, но залив почти всегда пустует, если не считать живописных каноэ и сампанов местных жителей. Китобои с давних времен более не посещают эти дивные места, лишь дважды в год нарушает монотонную жизнь правительственный пароход.

II

Однако в том, 1893 году, когда я там был, неторопливые, заторможенные обитатели пережили такую основательную встряску, что вряд ли до сих пор успели от нее оправиться. Это случилось в первой декаде месяца марта. А с того дня, как последний китобоец появлялся в этих водах, прошли многие годы, и колония, никого не ожидая, почивала в мире. Вдруг в океане возник парус. Все жители Сент-Джонса насторожились. Корабль уверенно приближался, и, не убирая паруса, прошел опасным фарватером, не обратив внимание на многочисленных доброхотов, кинувшихся навстречу на каноэ, чтобы предложить провести корабль, как это они делали прежде. Это была небольшая шхуна, идущая по ветру с натянутыми парусами, и, как только она бросила якорь, у нее на мачте затрепетал американский флаг. Стало ясно: отчаянный парусник пришел от американских берегов, отстоящих на пять тысяч миль, это — предшественник идущего флота.

Губернатор, он же начальник порта, глава таможни, арбитр и мировой судья, не считая десятка прочих почетных должностей, нанес визит капитану и вернулся на берег. Население острова пришло в крайнее возбуждение. По заливу шныряли каноэ, сампаны, все хотели попасть на борт странного корабля, прибывшего прямым ходом из Америки, из страны, о которой столько слыхали и которой так безгранично восхищались.

На следующий день удивление жителей возросло — к небольшой шхуне приплыл компаньон. Он был под британским флагом — предвестник английского флота, курсирующего из Виктории. А в сумерках любопытные обитатели прибрежной полосы увидели еще два паруса, ожидавшие дневного света, чтобы совершить опасный проход. И к середине марта в маленькой гавани собрался флот из пятнадцати судов.

Едва оправившись после первых впечатлений от неожиданного нашествия, островитяне поняли возможность огромной выгоды, которую можно извлечь из взаимоотношений с чужеземцами. С энергией, свойственной предприимчивой расе, они ринулись в до того незнакомую им коммерцию. Обобрав плантации, обрадованные собственники прибыли к кораблям на своих суденышках, до краев нагруженных бананами, ананасами, ямсом, сладким картофелем, сахарным тростником и всевозможными овощами, а рыбаки в изобилии предлагали свежую рыбу, которой кишели рифы и мели, и неисчислимое количество океанских черепах. Капитанам судов на продажу предлагали свиней, бычков, оленей. Ну а как напивались эти иноземцы! На бутылках голландского джина и невыдержанной японской рисовой водки сакэ изготовители спиртного сколотили состояние.

И сразу пошли дела! Простые японцы, должно быть, подумали, что нагрянул золотой век. Все устремились в погоню за богатством, они, видимо, решили, что эти белые заморские пришельцы сделаны из золота и корабли их полны драгоценного металла. Цены взлетели проворнее воздушных шаров. Вчера свежая говядина была по три цента за фунт, сегодня — четыре, завтра — пять, на следующий день — девять, а к субботе дошла до невероятной цены в двадцать два цента и продолжала дорожать. Если раньше за десять центов ты мог купить стебель сахарного тростника длиною с удилище, то теперь за один кусочек не более фута пришлось платить двадцать пять. А кварта голландского джина, которую вначале продавали за сорок центов, подскочила в два приема аж до шести

--">