Сергей Сергеевич Заяицкий - Рассказы старого матроса

штопором.

Утром 26-го, помню, попала мне в ногу заноза. Я стал ее вытаскивать, потому что знал, как разбаливаются царапины в этом тропическом раю. И вдруг кто-то заорал не своим голосом: «Смотри!»

Я оглянулся на вулкан, словно меня ужалили. Я увидел столб черного дыма, который взвился вдруг на огромную высоту, словно вздумал просверлить насквозь все небо. В то же время послышался удар… Ну, как объяснить?.. Удар был такой, что если бы кто-нибудь тогда выпалил у меня над ухом из винтовки, я бы не расслышал выстрела. Это даже не был звук… Этот грохот потряс все мое существо, и с тех пор я навсегда стал туг на оба уха. Потом выяснилось, что этот гром был слышен на расстоянии трех тысяч километров. Одним словом, если бы извержение произошло в Париже, то его грохот слышали бы в Москве^[3].

Дым, который вылетел из кратера, сразу покрыл все небо. Искры посыпались сверху, а за ними — пепел и жидкая грязь. И тут, среди бела дня, сразу наступила ночь, какая бывает только осенью в пасмурную погоду. И не забудьте, что все это происходило в ясное тропическое утро. Страшные молнии прорезали небо и ударяли в наши мачты. Они с треском пробегали по громоотводу и исчезали в морской бездне. При их свете мы видели лица друг друга: страшные, искаженные ужасом и покрытые налетом серой грязи. Повар что-то кричал мне на ухо, я ничего не слыхал, кроме дикого грохота. В тот миг нам казалось, что земля разлетается на мелкие кусочки. Трудно становилось дышать. При каждом вздохе в ноздри и рот забивались горячий пепел и пемзовый порошок, который царапал горло. Жидкая грязь залепила глаза. Я случайно взглянул на компас. Что делалось с магнитной стрелкой? Она вертелась во все стороны, как бешеная, словно теперь всюду был север.

Малайцы, стоя на коленях, простирали руки к своему богу, но молитв их не было слышно в этом адском грохоте. В довершение всего в воздухе распространилось такое зловоние, словно на всей земле сразу переполнились все выгребные ямы. От этой вони мутило всех, а иных выворачивало наизнанку. Но это были, как говорится, цветочки… Ягодки были еще впереди. При свете беспрерывных молний я поглядел на океан и не поверил собственным глазам… На нас шла волна… Какой чорт, волна… Это была гора, настоящая водяная гора, вдвое выше нашей аркашонской колокольни^[4]. Шестьдесят лет плавал я по морям, а такой волны не видал никогда ни раньше, ни после. Мы все бросились к своим местам и кое-как повернули-таки пароход носом ей навстречу.

Если бы волна эта разбилась около нас, то, конечно, от нас не осталось бы ни малейшего следа: нас слизнуло бы одним махом. К счастью для нас, она не разбилась, а приняла нас на себя. Ну, и была штука! Пароход наш, как стрела, взлетел на ужасную высоту и затем ринулся в пучину так, что дух захватило. Когда мы немножко пришли в себя, мы увидали…

Тут старик на секунду умолк и затем продолжал голосом, дрожащим от волнения.

— Мы увидали только, как взлетел, словно спичка, сорвавшийся с фундамента маяк…. А затем одним махом волна сравняла с землею весь город. Все дома разом распластались, как карточные домики. Пароход «Британия», стоявший у самого берега, перелетел через мол, как ореховая скорлупка, и треснулся на землю в кокосовой роще, говорят, в трех километрах от берега.

Когда волна утекла обратно, там, где был город Телок-Белонг, оказалось гладкое место, оставались лишь фундаменты каменных голландских домиков. Но налетела вторая волна, такая же страшная, как и первая, и унесла решительно все.

Повар, когда увидел это, вдруг принялся плясать и хохотать, словно бешеный. А потом сразмаху бросился в море. Нас же подхватила и взнесла третья волна.

Потом говорили, что эти адские волны распространились вширь по всему океану и добежали до берегов Америки… Конечно, там они были совсем не опасны… Перекатившись через весь Великий океан, они порядком выдохлись. Признаться, я так обалдел после третьей волны, что не приготовился к встрече с четвертой. Когда пароход скакнул на нее, я потерял равновесие и так хватился головой о рулевое колесо, что потерял сознание. Когда я пришел в себя, я был весь покрыт отвратительной жидкой грязью, а пепел забил мне нос так, что я чуть-чуть не задохнулся. Грохот стал как будто ослабевать, волны утихали. Молнии стали реже, и мгла еще больше сгустилась.

Капитан приказал выходить в открытое море. Но что-то мешало пароходу двигаться. Несмотря на то, что машина работала на --">