Николай Андреевич Черкашин - Балтийский эскорт

Николай Черкашин
Балтийский эскорт

Новая книга писателя-мариниста в «Морской коллекции Совершенно секретно» посвящена морякам Балтийского флота. В остросюжетных документальных повестях «Полет над морем «майского жука» и «Знак Вишну» - раскрываются неизвестные страницы военной истории.

Вторая часть книги - очерки о судьбах балтийцев нашего времени, о писателях Викторе Конецком и Валентине Пикуле.

БАЛТИЙСКИЙ ЭСКОРТ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА РУМБАХ БАЛТИКИ СЕДОЙ

ПОЛЕТ НАД МОРЕМ МАЙСКОГО ЖУКА

Глава первая
ТАЛИСМАН ПОКОЙНИКА

Москва. Май 1991 года

Из акта осмотра места происшествия: "…21 мая 1992 года при сливе соляной кислоты из железнодорожной цистерны № 787 340 154 на эстакаде московского химкомбината № 7 обнаружены слабо выраженные останки человека (предположительно мужчины). По нерастворенным остаткам одежды (в основном металлической фурнитуры) можно предполагать, что погибший был одет в джинсы фирмы "Вранглер", о чем свидетельствуют надписи на пуговицах.

Из личных вещей уцелели от воздействия кислоты лишь зубная коронка из желтого металла и подвесной знак из белого металла в виде распластанного майского жука на прорезном плоском кольце. На обратной стороне майского жука гравировка: "Павликов. 1892 -1902".

- Вот этот знак, - положил передо мной серебряную вещицу следователь по особо важным делам Виктор Снежков. Впрочем, для меня он прежде всего сосед-приятель по подъезду, а уже потом сотрудник МУРа, розыскник высочайшего класса, весьма преисполненный собственного достоинства. Тем удивительнее было, что на сей раз он обращался ко мне не за электродрелью или за свежим номером "Морского сборника", до которого как бывший моряк был большой охотник, а как бы по-своему следовательскому делу.

- Ты не знаешь, что он может означать, этот жук? Опросил всех наших знатоков-фалеристов. Полный ноль.

Увы, я тоже ничем не мог ему помочь.

- А этого, погибшего, звали Павликов?

- Все может быть, все может быть… - вздохнул Снежков и перевел разговор на другую тему.

* * *

Этот майский жук не выходил из головы весь день, всю неделю. Я даже открыл Эдгара По и перечитал его "Золотого жука", но и чтение ни на что не натолкнуло. Стал расспрашивать знакомых коллекционеров. Позвонил известному нумизмату-орденоведу Валерию Дурову, но и в обширнейшем собрании Государственного исторического музея не было медали "Майского Жука", хотя хранилась там и такая редкая награда, как английский орден Чертополоха.

Во всей этой ужасной истории поражало еще то, что владелец серебряного майского жука погиб именно в мае…

Я стал вспоминать все, что знал об этих насекомых, как их ловил в детстве майскими вечерами на березовых полянах: басовитые, низко и медленно летавшие красавцы-жуки легко сбивались кепкой да и просто ладонью. Мы прятали их в спичечные коробки и прикладывали к уху, но жуки не жужжали, а упорно скреблись…

Всякий раз, когда я слушаю "Полет шмеля" Римского-Корсакова, я представляю себе почему-то не шмеля, а неторопливый полет майского жука, гудящего в теплом пряном воздухе.

Но, боже, какая ужасная участь - погибнуть в цистерне с соляной кислотой!

В этом мае Москва отмечала столетие Михаила Булгакова. Я писал о нем пьесу и частенько заглядывал в музеи МХАТа в Камергерском переулке. Вот в этом-то переулке в витрине "Пушкинской лавки" я однажды и увидел майского жука. Знакомый прямокрылый силуэт пластался на кольце с подвеской! Знак, извлеченный из останков покойника, знак, о котором никто ничего не знал - ни в МУРе, ни в ГИМе, - преспокойно чернел на книжной обложке. Книга называлась "Школа на Васильевском". Я бросился в лавку. Увы, таких книг в лавке уже не было, и я долго упрашивал продавца продать мне тот последний экземпляр, что был выставлен за стеклом. Как ни хотелось ему разорять витрину, но он уступил, и я стал листать "пособие для учителей" прямо у прилавка.

Речь в книге шла об одном старом петербургском лицее. Созданная в середине 19-го века немецким педагогом Карлом Ивановичем Маем школа, объединявшая гимназию и реальное училище, быстро завоевала добрую славу гуманным укладом, основанным на главной заповеди Яна Коменского: "Сперва любить, затем - учить". Учили в ней, кстати, на совесть, так что частная гимназия на 10-й --">