Роберт Ирвин Говард - Бульдожья порода

Роберт Говард
Бульдожья порода
(Стив Костиган — 2)

* * *

— Вот так подытожил наш Старик. — Махнул этот бычок бутылкой с сельтерской, и вышибло у меня из головы все, что только там было. Мне вдруг показалось, будто «Морячка» тонет со всей командой и со мной в придачу, но это просто какой-то болван облил меня водой с ног до головы, чтобы привести в чувство. Ох, да… И этот бугай-лягушатник, с которым я сцепился, оказался всего-то-навсего, не стоило б и разговоров, Валуа-Тигром, чемпионом французского флота в тяжелом весе…

Ребята, и я в их числе, принялись перемигиваться. Пока капитан не решил прилюдно излить свои обиды Пенрину, старшему помощнику, мы все гадали, с чего это он в Маниле, проведя ночь на берегу, вернулся на борт с роскошным синяком во весь глаз и с тех пор пребывал в необычайно мерзком расположении духа. А все оказалось очень просто. Старик наш был валлийцем и французов ненавидел пуще змей.

А он вдруг повернулся ко мне и этак брюзгливо проговорил:

— И ты, ломоть ирландской ветчины, если в тебе осталась еще хоть что-нибудь от мужика, никогда не позволил бы этому, распротудыть его, французишке вот так уложить своего капитана. Да-а, конечно, я понимаю, тебя там с нами не было. Но, если б ты подрался с ним…

— Ага! — саркастически ответил я. — Я уж не буду говорить, что весьма польщен сравнением с Валуа. Отчего бы вам не подыскать мне что-нибудь попроще, Демпси, например? Вы хоть понимаете, что пытаетесь меня, обычного оболтуса, сравнять с единственным и неповторимым Валуа-Тигром, побившим всех в европейских и азиатских водах? У него и на мировое чемпионство шансы — будь здоров!

Старик наш зарычал:

— И я-то еще хвалился в каждом порту Семи Морей, будто плаваю с самой крутой командой со времен Гарри Моргана…

Он с отвращением отвернулся от меня, и тут же на глаза ему попался мой белый бульдожка Майк, который мирно прилег вздремнуть на задраенном люке. Тут Старик снова как зарычал да как вмазал изо всех сил ни в чем не повинному псу ногой! Майк немедля вцепился в его икру, от которой мне в конце концов едва удалось оторвать его, правда, вместе с куском мяса и клоком штанины.

Принялся наш капитан скакать по палубе на одной ножке, так виртуозно выражая свои чувства, что все ребята бросили на время работу, дабы послушать и восхититься.

— Не пойми превратно, Стив Костиган, — заявил он наконец, — но наша «Морячка» слишком тесна для меня и этого треклятого бульдога. И он в следующем же порту отправится на берег. Ты слышал, что я сказал?

— Тогда и я отправлюсь на берег вместе с ним, — с достоинством ответил я. — Вовсе не из-за Майка вы заработали синяк под глаз. Если б вам не пришло в голову обидеться на меня, вы б на него и не взглянули. Майк — настоящий дублинский джентльмен, и никакой валлийский бобр не сможет, пнув его, уйти целым.

Если хотите вытурить с корабля лучшего матроса — ваше дело. Но, пока не дойдем до порта, держите свои башмаки подальше от Майка, иначе я — заметьте, лично! — сломаю вам хребет. Хотите назвать это бунтом на борту — давайте. Эй, господин старший помощник, я вижу, вы подбираетесь к кофель-нагелю! Вспомните-ка, что сталось с последним, кто ударил меня кофель-нагелем!

После этого между мной и Стариком появился этакий холодок. Старикан, конечно, всегда был неласков и вздорен, но сердце имел доброе, и скорее всего, стыдно ему было за самого себя. Однако исключительное его упрямство не позволяло признаться в этом, а кроме того, он еще был здорово обижен на нас с Майком. И вот в Гонконге он без звука выплатил мне причитающееся жалованье, и мы с Майком спустились по сходням на пирс. На душе было как-то погано и страшновато, хотя я и не показывал виду, а вел себя так, точно безумно рад распрощаться наконец с этой старой лоханью. Однако я с тех самых пор, как вырос, не знал другого дома, кроме «Морячки», и, хоть покидал ее время от времени, чтобы малость побездельничать или поучаствовать в боксерских состязаниях, всегда возвращался назад…

Теперь же было совершенно ясно, что обратного пути нет, и от этого я чувствовал себя хуже некуда. Чемпионом я был опять-таки только на «Морячке» и, сойдя на берег, тут же услышал, как --">