Михаил Юрьевич Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

Михаил Юрьевич Ляшенко
Из Питера в Питер

1

Валерий Митрофанович Ракиткин, учитель четвертого реального училища, бежал по весенней питерской улице, опасливо поглядывая на встречных. До отхода эшелона оставалось два часа. Это время Валерий Митрофанович распределил с точностью до минуты, все предусмотрел, учел. Но выгадать лишних четверть часика на всякий случай не мешало. Ни в коем случае нельзя было опаздывать в эшелон. Такая возможность попасть в тихие места, подкормиться, отдохнуть от питерской кромешности может не повториться.

Ах, какой нехороший стал город Питер, Петроград… Обшарпанные дома, всюду мусор, красные банты, шелуха от семечек, будто в деревне. Никакого порядка… С тоской взглянул Валерий Митрофанович на то место, где еще так недавно возвышался Меркулыч, городовой, косая сажень в плечах, рожа как медный самовар, голос - труба, не человек, а символ могущества империи. Пусто было место, где красовался Меркулыч. Запустение… Теперь не то что Меркулыча, приличного человека не встретишь. Вот пьяных полно, и на каждом шагу - бандиты… Валерий Митрофанович невольно подивился своей храбрости… Да не в храбрости дело, нужда заставила скакать через весь город. Его, титулярного советника все-таки, хоть большевики и ликвидировали табель о рангах, педагога, - брюхо, стыдно сказать, заставляло егозить и кланяться простой, безграмотной бабе. В надежде, что от нее перепадет лишний кусок. Ибо голод в Питере начинался страшенный… А баба, хоть и черная кость, служит буфетчицей в Смольном, на самом большевистском верху, и, к счастью для Валерия Митрофановича, обожает свое сопливое одиннадцатилетнее чадо, над которым Валерий Митрофанович в пути, в этом эшелоне, в своем вагоне-теплушке, будет полный хозяин… И даже глупая баба сообразит и расстанется волей-неволей с кое-какими калориями, комиссарскими разносолами…

Боже мой, о чем приходится думать!.. Дошел императорский Петербург до самого края, до бездны. Да и где сейчас государь император? По слухам, там же, за Уралом, в хлебных местах, куда направлялись детские эшелоны… Упразднили государя, как и титулярных советников. Страшное дело…

Валерий Митрофанович покосился на парадный подъезд Смольного, который сторожили суровые часовые, и юркнул с черного хода. Здесь проходили те, кто обслуживал огромное здание, - истопники, уборщицы, кухонные рабочие, поварихи… Его остановили. Он был щуплый, с деликатными ручками и ножками и острым, щучьим личиком. Постоянно ко всему принюхивался, стараясь, впрочем, делать это незаметно… Видно, не похож на кухонного мужика. На подозрительный взгляд часового Валерий Митрофанович облизнул сухие губы и вкрадчиво проговорил, как было условлено:

- Разрешите к Евдокии Ивановне, всего на пять минут. Я педагог, учитель, уезжаю сейчас с детским эшелоном за Урал, и ее сынок едет…

- Проходите, - строго кивнул старый матрос, которого Евдокия Ивановна с утра предупредила о визите учителя. - Четвертая дверь налево…

Валерий Митрофанович приоткрыл указанную дверь, заглянул в щелочку. Удивился… Его новая знакомая, Евдокия Ивановна, сидела у столика, одна. Пригорюнясь, рассматривала что-то на подносе, кажется, даже плакала.

- Что это вы, Евдокия Ивановна, право, - бойко заговорил Валерий Митрофанович. - Здравствуйте! Как вам не стыдно.

Он с досадой соображал, что если еще, не дай бог, придется утешать эту тетку, плести ей что-нибудь о ее сыночке, то этак выбьешься из графика, чего доброго опоздаешь к эшелону. Взять бы, что она там приготовила, и ходу.

- Здравствуйте, - машинально ответила женщина. И подняла заплывшие слезами глаза на шуструю фигурку учителя. - Ну, как я ему это понесу? - шепотом спросила она, стыдясь. - Чай сушеной морковкой заварен, а хлеба-то, хлеба - два лепестка…

- Это кому же? - тотчас полюбопытствовал Валерий Митрофанович.

- Ленину! - жарким стыдом вспыхнула буфетчица. - Владимиру Ильичу… - И --">