Федор Иванович Тютчев - Кто прав? Беглец

«Кто прав?»,

очевидно, недавно было приписано следующее:

«Вот уже полгода прошло с тех пор, как кончил я эту

вещь, писал я ее вскоре после смерти жены, а для чего

писал – и сам не знаю.

Кому это может быть интересно, кроме меня самого?

Какая участь постигнет эту тетрадь, когда меня не

станет?

Прочтет ли ее кто, или, может быть, мой денщик растопит ею плиту?

Не все ли равно? А между тем, решившись уничто-

жить себя, я не могу решиться уничтожить се.

Мне жаль тебя, мое последнее произведение, моя по-

следняя исповедь. Я писал тебя в унылые осенние вечера, под шум непрерывных дождей, под тоскливые рулады хо-

лодного ветра, одиноко сидя в пустой квартире на краю

глухого леса.

Я писал тебя в той самой комнате, где безропотно, тихо угасла жизнь той, для которой еще можно было

жить и без которой жизнь – насмешка.

Писал тебя, то и дело взглядывая на стоящие передо

мною дорогие портреты, писал тебя, а в уме уже зрела

черная мысль, и глаза невольно приковывались к лежащему

тут же около портретов – револьверу. Мне жаль тебя –

ты часть моей души, живи же после меня».

Как скоро жизнь прошла моя!

Едва успел начать

Я жить, а смерть зовет меня:

Пора, брат, умирать,

Все, что так в жизни ты любил,

Тобой погребено.

Чего же ждать, страдать нет сил,

Забвенья не дано.

Ты слышишь грустный, тяжкий звон

Гудит в тиши ночной?

В последний раз в день похорон

Пробьет он над тобой,

И ты исчезнешь, тленья сын.

Душой ты мертв давно,

А жить ли день, иль час один,

Иль год – не все ль равно?

Это стихотворение, очевидно, было приписано перед смертью, по всей вероятности, накануне самоубийства, так как этим стихотворением оканчивалась приписка и затем, под густо проведенной чертой, начиналась оконченная полгода назад его, как он сам назвал, исповедь.

II

«Хотя немного странно начинать свою биографию со дня свадьбы, но предыдущая жизнь моя так мало интересна, что я нахожу лучшим даже и не вспоминать о ней иначе как вскользь, к случаю, в связи с последующим рассказом.

Женился я очень рано, мне едва стукнуло 22 года, жена была одних лет со мною, но при ее замечательной моложавости она выглядела не старше семнадцати-восемнадцати лет. Первый раз встретились мы с моей будущей женой, когда нам было по шести лет. В то время мы были очень далеки друг от друга на ступенях общественной лестницы. Она была дочь управляющего фабрикой, мещанина по происхождению, получавшего каких-нибудь тысячу рублей в год, тогда как мой отец, камергер1, сенатор, действительный тайный советник2, получал одного дохода с своих огромных имений тысяч до тридцати в год.

Впрочем, отец мой в то время уже не жил с нами, так как после смерти моей матери снова женился, и я с сестрою воспитывался у своей бабушки, аристократки до мозга костей, в молодости игравшей немаловажную роль в салонах высшего общества. Воспитание а то время я получал самое барское, у меня были две гувернантки, кроме няни, и я не мог хладнокровно смотреть, несмотря на свои шесть

1 Камергер – высшее звание в табели о рангах Российской империи, гражданский чин. 2 Действительный тайный советник – второй после канцлера гражданский чин в

России, соответствующий военному званию (чину) генерала от инфантерии (пехотного генерала).

лет, на лейб-гусарский мундир3 и на вопрос тетушек: «Чем ты хотел бы быть, Федя?» – авторитетно отвечал:

«Лейб-гуссалом».

Если бы няне моей, для которой я в то время был «генеральский сынок», кто-нибудь сказал тогда: «Вот эта девочка – будущая жена твоего балованного воспитанника», она бы вознегодовала не на