Михаил Васильевич Водопьянов - Гибель «Кречета»

характер, за сердечную заботливость и замечательное кулинарное мастерство. Она как родной и близкий человек провожала отсюда в рекордные перелёты Чкалова, Громова, Коккинаки. В небольшой комнатке, где жила Полина Степановна, стены как в музее были увешаны портретами советских авиационных знаменитостей, и на каждой фотографии была нежная, трогательная надпись. Проведать эту милую и добрую женщину лётчики приезжали и по возвращении из своих дальних рейсов. Белую кашемировую шаль с яркими розами подарил хозяйке дачи Валерий Павлович Чкалов. Она очень берегла её и надевала только по торжественным случаям. Сегодня Полина Степановна накинула на плечи знаменитую шаль в честь прибытия хорошо ей знакомого Соколова и его друзей.

– Юрий Александрович, вас же должно быть четверо? – удивилась Полина Степановна.

– Да-да, – как всегда строго сказал врач. – Что за непорядки, где товарищ Гришин?

– Я отпустил его до утра, – ответил Соколов. – У него срочное дело, надо ещё раз таблицы проверить.

Пока Соколов с Морозовым умывались, Рахимов говорил по секрету врачу и Полине Степановне:

– Потрясающая новость! К нашему штурману приехала жена из Новосибирска с трёхлетней дочкой. Такая бойкая девочка, пухленькая, с косичками...

– Да ну-у! – воскликнула хозяйка, – подумать только. А мы все его за старого холостяка принимали! А дочка его или приёмная?

– Как две капли воды на него похожа, – невозмутимо врал Юсуп.

– Конечно, причина важная, – раздражённо заметил врач, – но я не понимаю вашего командира. Почему он прямо об этом не сказал, а сослался на какие-то таблицы?

– Боялся, что вы ему не поверите. Только, пожалуйста, меня не выдавайте!

– Что вы тут секретничаете? – спросил подошедший Соколов. – Проводы, что ли, хотите организовать?

– Ваши проводы, Юрий Александрович, кончились, теперь будем готовиться к вашей встрече! С этой минуты начинается для вас строгий режим. Спать! – скомандовал Климов.

Врач и ночью наведывался в просторную комнату, отведённую экипажу «Кречета», – спят ли? Но, убедившись, что подопечных и пушечным выстрелом не разбудишь, под утро заснул и сам.

...Шли вторые сутки вынужденного безделья. Соколов, удобно устроившись на скамейке, закинув руки за голову, полузажмурившись, смотрел в голубое, чистое небо. Мысли его были спокойны и радостны. Все треволнения и заботы многих месяцев отошли далеко.

Сколько труда было вложено в заводские испытания новой машины, сколько пришлось поволноваться! Первый самолёт по неизвестной причине сгорел ещё на стапеле. Совсем недавно во время контрольного полёта у заново построенной машины заело шасси. Когда электромотор наматывал трос, подбиравший колёса внутрь крыльев, неожиданно раздался глухой удар, и обе «ноги» безнадёжно застряли в подогнутом положении. Что делать? Как спасти самолёт, уже совсем готовый к далёкому воздушному путешествию? Соколов ломал над этим голову, описывая широкие круги над аэродромом. Сядешь на жёсткое лётное поле – изуродуешь машину так, что и в полгода не отремонтировать! Огромный «Кречет» – не лёгкий истребитель, его не приземлить без колёс. Когда бензин был уже на исходе, пришло дерзкое решение: посадить сухопутный самолёт на воду, как гидроплан. Внизу блестело озеро. Осторожно зайдя на посадку и рассчитав всё так, чтобы опуститься поближе к берегу на неглубоком месте, Соколов повёл «Кречет» на озеро. Самолёт был спасён. Никаких существенных повреждений! Стали проверять, в чём дело, и нашли в подъёмном механизме шасси гаечный ключ. Наверно, какой-нибудь раззява оставил свой инструмент...

Сколько ближних и дальних тренировочных рейсов совершил экипаж «Кречета», Соколов не мог вспомнить. Наконец самолёт поднялся на высоту в десять с лишним километров. Пары отработанных газов чертили белые нити в синеве неба, и тысячи людей снизу любовались полётом невидимой металлической птицы... Всё смелее, всё выше и выше становились взлёты. Всё дальше уходил «Кречет» в стратосферу, в дальний мир, где и днём в лиловой тьме мерцают звёзды.

Соколов и Рахимов тренировались в слепых полётах, по очереди поднимали и вели на посадку тяжело нагруженную машину, полётный вес которой доходил до двадцати тонн. Много горючего надо на дальний путь в двадцать пять тысяч километров, поэтому шла борьба едва ли не за каждый грамм снаряжения, чтобы побольше взять бензина. Хотя испытания самолёта и моторов дали прекрасные --">