Джавид Алакбарли - Бомба

– Этот твой Мериме был скучнейший тип. И написал такую же, как он сам, нудную историю о том, как он сначала повстречал разбойника благородного происхождения, потом цыганку-воровку, затем услышал их историю любви. Ровно столько, сколько у него заняла вся эта история, в его рассказе было отведено на какие-то этнографические размышления на тему о том, кто такие цыгане, откуда они взялись в Европе, на каком языке говорят и т. д. Но всё же, в итоге, в сухом остатке, он подарил нам три ярких образа. Это, конечно же, всем сегодня известный любовный треугольник: Кармен – Хозе – Эскамильо. И всё.

Бизе же из всего этого сделал оперу, в которой образ Кармен – это абсолютная доминанта. Он убрал всё то мелкое, обыденное, заземлённое, что было в новелле Мериме. В оперной Кармен нет хитрости, вороватости и, наконец, нет даже вульгарности. Просто есть женщина, попавшая в роковую ловушку страсти. И она яростно отстаивает своё право на свободу. Своё право на любовь. Своё право на то, чтобы быть личностью, а не игрушкой в руках мужчины. Феминизм ещё не родился, а Кармен уже учила всех женщин тому, что самое главное – это то, что хочет она. И своё право на осуществление этих своих желаний, она готова отстоять любой ценой. Даже ценой собственной жизни. Именно Бизе насытил своей гениальной музыкой, яркими красками, кровью и плотью все эти три образа: красавица-цыганка, безумно влюблённый Хозе, отказавшийся от всех своих амбиций и желаний во имя своей любви к Кармен, и знойный Тореадор.

Роковая страсть и мелкая интрига, будни повседневной жизни и возвышающиеся над нею любовные страсти, быт цыган и романтика их песен и танцев – всё это переплелось у Бизе в такое притягательное шоу, что опера ни на минуту не отпускает слушателей из своих объятий. Держит их в напряжении до самого последнего момента. Именно этим великий Бизе отличается от добротного литератора Мериме. Всем хорош Мериме, но до уровня Бизе ему, конечно же, далеко. Если ты этого не понимаешь, то тебе незачем слушать эту оперу. Можешь сейчас же выйти из машины и топать в своё общежитие. Можешь снова заливать водой свои презервативы и мечтать только о том, чтобы тебя никогда в жизни не настигла бы такая любовь, которая сжигает человека дотла.

Да, это было сурово. Но выдав мне всю эту галиматью, Фрау тут же пожалела меня:

– Нет, нет, нет. Извини меня. Я, как всегда, не знаю меры. Прости. Я же должна принимать во внимание, что ты молод и глуп. Это же хорошо, что ты просто дурачок. Не гадина, не вредина, не подлец и негодяй, а всего лишь такой хороший дурачок. С тобой нескучно. Как только мы приехали в этот оперный театр, я пережил ещё одно потрясение. Оказалось, что, сохранив классическое здание театра как фасад и разместив в нём фойе, архитекторы смогли здесь в глубине двора поставить железобетонную коробку, вмещающую почти две тысячи зрителей. Я ведь был уверен, что это будет такой камерный перфоманс. Фламенко же терпеть не может больших пространств. С одной стороны, масштабы, размеры и дизайн этого помещения просто поражали. С другой стороны, меня пугало то, что фламенко здесь просто «потеряется».

Конечно же, Фрау забронировала нам прекрасные места. Но почему-то в последний момент она отказалась пересаживаться в театральное кресло. Осталась в своей инвалидной коляске. Сказала, что так ей комфортнее. Мне досталось место рядом с ней. Вернее, даже два места. Ведь ещё одно наше кресло, которое предназначалось Фрау, так и осталось пустым. Когда я осмотрел зал, то был поражён тем, что средний возраст, сидящих в нём, явно переваливал за цифру семьдесят. Я ещё никогда не видел, чтобы в оперном театре было такое количество инвалидных колясок. Это и впечатляло, и пугало.

К тому же весь зал мне казался некой чёрной дырой, способной поглотить всё и вся на белом свете. Бледные лица, потухшие взоры, скорбь и боль в глазах встречались здесь так часто, что казались просто общим выражением лица всех собравшихся на этот спектакль. Энергетика этого зала была не просто нулевой, она явно была отрицательной. Когда в какой-то момент я заглянул в лицо сидящей рядом со мной старушки, то мне показалось, что это явно какой-то энергетический вампир, способный высосать из меня всю мою энергию. Словом, люди в зале напоминали мне Дементоров из «Гарри Поттера». Это уже было очень серьёзно. Тут я не выдержал и спросил Фрау:

– Вам не кажется, что мы, вообще-то, напрасно сюда пришли?