Джавид Алакбарли - Муза

похожий на Петербург. Говорил о том, что здесь вода отражает время. Всегда пытался убедить всех в том, что если вы желаете понять, что такое время, то поезжайте в Венецию. Её же он воспринимал как город, который смог победить время. Для него Венеция всегда существовала на грани миров. Как город, не принадлежащий ни прошлому, ни будущему. Есть только день сегодняшний. И ничего более.

Он был убеждён в том, что Венеция – это город изгнанник. Для поэта-изгнанника – это как бы собрат по судьбе. Она смогла пережить все свои свершения и трагедии, взлёты и падения. С той минуты, когда он впервые ступил на эту землю, Венеция всё время напоминала ему о зыбкости бытия. Её красота победила и страх, и смерть. Это было так понятно и близко ему, сполна познавшему и сумевшему преодолеть и то, и другое. Пока были силы. Именно тогда, когда они иссякли, смерть и забрала его.

***

В его жизни были мгновенья, когда он должен был рассказать всем о том, что же он такого сделал, что его чествуют как человека, обогатившего мировую цивилизацию. А он говорил о Музе. Но не как о женщине, сделавшей его поэтом. Это были всего лишь детали его личной биографии. Он же говорил о том, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, на самом деле является ничем иным, как диктатом языка. Он говорил об абсолютной зависимости Поэта от языка. И о том, что Поэт – это всего лишь средство существования языка. Тот, кем язык жив.

Это была речь Поэта, на хрупкие плечи которого сам Господь возложил миссию по сохранению Великого языка. Эту высшую миссию на нашей грешной земле он смог реализовать сполна. И ушёл тогда, когда счёл, что она всё же им исполнена. По мере дарованных ему сил и возможностей.

--">