Владислав Анатольевич Бахревский - Вертолётчики

Владислав Бахревский Вертолётчики

Наш вертолёт летел над Эфиопией. Будто огромные столы проплывали под нами горы с плоскими вершинами, они так и называются столовые. Там, среди гор, жили люди. Они возделывали крохотные поля. Раньше эти поля давали урожай. Но теперь земля была неживая. Вот уже несколько лет многие страны Африки страдают от засухи. Нет дождей. Нет воды.

В трудное для Эфиопии время Советская страна послала ей помощь: продовольствие, палатки, одежду, лекарства. И главное — вертолёты, самолёты и грузовики. Надо было срочно перевозить людей из бесплодных гор в плодородные долины.

Мы прилетели в палаточный лагерь, где люди собирались для отправки. Вертолёт выгрузил продукты и взял женщин с детьми. Дети и женщины никогда ещё не были в воздухе, но они не боялись вертолёта. Они знали: вертолёт — спасение и жизнь.

Дети улыбались советскому пилоту и тихонько трогали его исхудавшими ручонками. На счастье!

Пилот был смелый человек. Не каждый отважился бы сесть на те площадки среди скал, куда опускался его вертолёт. Не из геройства он это делал. Ради людей. Уж такая у него работа — прилетать на помощь.

Тогда, в Эфиопии, я и решил как можно больше узнать о вертолётчиках, об их героическом труде. Мне посчастливилось познакомиться с замечательными людьми из Симферопольского авиаотряда, с их удивительно интересной, такой нужной стране работой. Рассказы одного из них — пилота Ивана Васильевича Птицы — составили эту книгу.

ДРУЗЬЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

На вертолёт я пересел с истребителя. Лётчиком был три года, а в вертолётчиках вот уже тридцать лет…

После тяжёлой болезни суровые военные врачи сказали: прощайся с небом, а если жалко, можешь на вертолёте летать.

Выбрал небо. У меня ведь и фамилия небесная — Птица.

Выбрать выбрал, но к вертолёту никак не мог привыкнуть. Правду сказать, я его даже боялся.

Самолёт — как птица! У него крылья. Есть чем на небо опереться. Летит стрелочкой, звук за ним угнаться не может, а не страшно!

Погляжу на вертолёт — летающая консервная банка. Служил я тогда на Севере.

Первые два раза слетал — обошлось. На третий получил приказ отвезти на остров Кильдин геологов.

Вылетели — солнце. Впереди, можно сказать, приятная морская прогулка. Вдруг снежок запорхал. Да всё гуще, гуще, а туч не видно.

Второй пилот, Толя, был опытнее меня.

— Пожалуй, возвращаться надо, — советует. — Как бы нам в заряд не угодить.

Заряд — это снежная слепая буря, когда видимость равна нулю.

Окинул я взглядом горизонт — снег как снег.

— Неудобно, — говорю, — вернёмся — засмеют. Сне́га на Севере испугались!

Запросили по радио Кильдин:

— Как погода?

Отвечают:

— Хорошая погода. Солнце, хоть загорай.

Полетели дальше и вдруг — словно в мешок с мукой провалились. Вверху бело, внизу бело.

Развернулись, чтоб быть ближе к земле, а земли нет. Пропала земля!

Смотрю на приборы, а они невесть что показывают. Как летим, и то непонятно. Может, боком. Аэродромы не отвечают, не слышат нас.

Вдруг чувствую — валимся. Тяну за ручку, а сил не хватает, кричу:

— Толя! Помогай!

И тут прямо перед нами — скала. Лоб в лоб. Рванули ручку вдвоём, влево. Скала исчезла, и опять белым-бело.

— Ниже сопок летим, — говорит второй пилот. — Потому и не слышат нас.

А мне не до разговоров — падаем. Вижу — вода. Вода тоже ориентир, вертолёт выровняли, скорости нет — висим.

Пришли в себя.

— Надо садиться, — говорит Толя, — заряд переждать.

Но куда садиться? Полетели наугад. Вода кончилась, внизу снег. А что под снегом? Может, яма, а может, болото?

Борттехником у меня был Авось Ваня. Такое к нему прозвище прилипло. Предлагает:

— Давай, --">