Славчо Трынский - Не так давно

плотник; рядом с ним — светловолосый с нежными девичьими чертами восемнадцатилетний литейщик, тоже Сашо, а между ними и мною — Вера Якимова, энергичная черноглазая девушка.

Мы гордо глядели на судей и взглядом своим старались показать, что каков бы ни был приговор, мы милости просить у них не станем. За нами стояли наши встревоженные родные и свидетели, которым не терпелось услышать, удовлетворит ли суд требование прокурора или нет.

Плешивый прокурор в чине майора, выпуклые глаза которого еще сильнее подчеркивали его змеиную злобность, незадолго до этого обрисовал нас самыми черными красками и, чтобы применить к нам наиболее строгие санкции военно-уголовного законодательства, приписал нам подвиги, выставлявшие нас чуть ли не руководящими деятелями партии. Все ожидали, что после завершения судебного следствия и опроса свидетелей прокурор откажется от своего требования, но к общему изумлению он не сделал этого.

— Я поддерживаю свое обвинение против разрушителей устоев нашего государства и настаиваю на смертной казни, — надменно заявил он.

Последние слова прокурора долго отдавались в онемевшем от неожиданности зале.

Теперь пришел черед председателя. Выпрямившись во весь рост, он стоял за продолговатым столом, покрытым тяжелым зеленым плюшем. Рядом с ним стояли и оба члена суда. Перед лицом справедливой Фемиды председатель огласил приговор.

Мой приговор он прочел последним.

— Тебя мы оправдали, — сказал он, и едва заметная лукавая усмешка скользнула по его тонким губам, — но не думай, что ты уже получил медаль за невинность.

По этим словам и угрожающим взглядам полицейских агентов, присутствовавших в зале, я понял, что фашистские власти позаботятся поскорее вернуть меня за решетку, и теперь с нетерпением ждал минуты, когда я, наконец, вырвусь из их грязных рук.

Едва только затих голос председателя, в зале громко прозвучали один за другим три решительных голоса:

— Не признаю себя виновным! Считаю суд несправедливым!

Это подсудимые сказали свое последнее слово.

По залу пронесся одобрительный шепот, послышался плач; судьи торопливо складывали объемистые тома законов и папки с обвинительными материалами и чуть ли не бегом покидали помещение.

Осужденным разрешено было свидание с близкими, а меня отправили обратно в тюрьму.

Какая радость, какие чудесные мысли овладевают человеком, когда он оказывается у порога свободы! Ты в наручниках, заперт в вонючей камере, лишен свидания с родными, лишен права петь и радоваться, терпишь издевательства самых гнусных подонков. И вдруг все меняется — ты оказываешься уже по ту сторону высокой тюремной стены, встречаешься с товарищами, которые дни и ночи жили под угрозой ареста, ты обнимаешь их и клянешься, что никогда уже не попадешься в лапы врагу. И это желание встретиться с товарищами еще сильнее, если ты хорошо держался перед лицом классового врага и организация осталась нераскрытой и продолжает борьбу.

Покидая зал военного суда, в котором были вынесены сотни и тысячи жестоких приговоров, я спешил, спешил как никогда. Я готов был даже лететь, но мой грузный конвоир-полицейский, вытирая лоб, то и дело покрикивал:

— Не торопись, парень! Успеем! Времени хватит. Кабы я так торопился, от меня давно бы ничего не осталось!

— Если б ты знал, как мне опротивела ваша тюрьма, то и слова не сказал бы.

— Подумаешь, какое дело — тюрьма как тюрьма! Тоже люди живут, — спокойно возразил полицейский.

— Тюрьма как тюрьма… Лучше бы эти люди отправились по домам, к родным.

— А нам что тогда делать? — Он нахмурился. — Чтоб нас уволили хочешь, да?

Было ясно, что общего языка нам не найти, и я замолк.

С улицы на улицу, от угла к углу — и вот мы перед тюрьмой. Пятиметровые стены, обнесенные поверху колючей проволокой, с остроконечными башнями на углах, откуда зорко следят замершие часовые, вызывая у людей и страх и сочувствие одновременно. За этими стенами был бит смертным боем не один патриот, а скольким еще предстоит испытать все ужасы пребывания в этом каменном мешке, — об этом можно узнать только из «входящих» реестров, которые тюремная администрация ведет самым аккуратным образом. Недаром многие предпринимали попытки бежать отсюда, ногтями днем и ночью на протяжении ряда лет рыли глубокие подземные ходы и в карманах выносили землю. Жажда свободы брала верх над страхом перед карой и --">