Ромен Роллан - Клерамбо

полубессознательном состоянии думал о старухе, притащившей свою вязанку на костер Яна Гуса… "Sancta simplicitas!"*

* Святая простота. (Прим. перев.)

Воку не убежал. Он позволил взять у себя револьвер. Его держали под руку. Он стоял неподвижно и смотрел на свою жертву, которая смотрела на него. Оба думали о своих сыновьях.

Моро погрозил Воку. Бесстрастный, закосневший в своем человеконенавистничестве, Воку сказал:

– Я убил врага.

Наклонившись к Клерамбо, Жило видел, как тот слабо улыбался, глядя на Воку:

– Мой бедный друг! – думал он. – В тебе самом сидит враг…

Он закрыл глаза… Протекли века…

– Нет больше врагов…

Клерамбо вкушал мир грядущих миров.

Когда он уже потерял сознание, друзья перенесли его на квартиру Фромана, находившуюся в нескольких шагах. Но прежде чем они дошли, жизнь покинула его.

Его уложили на постель в комнате рядом с той, где лежал молодой паралитик, окруженный своими товарищами. Дверь оставалась открытой. Им казалось, что тень умершего друга витает возле них.

Моро горько возмущался нелепостью этого убийства, которое, вместо того чтобы поразить какого-нибудь крупного воротилу торжествующей реакции или же одного из известных вождей революционных меньшинств, покарало человека безобидного, независимого, братски настроенного ко всем и может быть даже слишком склонного к тому, чтобы всех понимать.

Но Эдм Фроман сказал:

– Ненависть не ошибается. Верный инстинкт руководит ею… Нет, она хорошо нацелила. Враг часто видит яснее, чем друг. Не нужно строить иллюзий! Самым опасным противником существующего общества и установленного порядка в этом мире насилий, лжи и низкого угодничества всегда был и есть человек абсолютно миролюбивый и свободомыслящий. Иисус был распят на кресте не случайно. Это должно было случиться. Он и еще был бы распят. Человек евангелия – революционер, и притом самый радикальный из всех. Он – недосягаемый источник, откуда бьют, сквозь расщелины каменистой почвы, все Революции. Он вечный принцип неподчинения Разума Кесарю, несправедливой Силе, какова бы она ни была. Так узаконяется ненависть слуг государства, прирученных народов против поруганного Христа, который молча взирает на них, и против его учеников, – против нас, вечных ослушников, Conscientious Objectors тираний, как сверху, так и снизу, как завтрашних, так и сегодняшних, – против нас, Возвестителей прихода того, кто больше нас, кто принесет миру спасительное слово, против положенного в гроб господина, который "будет в агонии до скончания века" и вечно будет воскресать, – против свободного Ума, владыки и бога.

Сьер 1916 – Париж 1920

В. А. Десницкий

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ.

Роман Роллана "Клерамбо", записанный в давние годы империалистической войны (1916-1920), в наши дни, под грохот пушек на Дальнем Востоке, в свете циничного "пацифизма" женевских разоружителей снова становится произведением не только историческим и не столько повестью о временах прошедших, сколько действенным документом живой современности.

Мы стоим накануне новой мировой войны. Женевская болтовня имеет целью только скрыть от масс, что война уже началась. Миротворцы из Лиги Наций думают не о предупреждении новой мировой бойни, а только о том, чтобы лучше к ней подготовиться, чтобы туже стянуть кольцо классовой ненависти вокруг СССР, железной цитадели мирового революционного пролетариата.

И снова, как накануне 1914 г., буржуазия мира спешно мобилизует все средства отравления, затемнения сознания народных масс. Она снова, во имя цивилизации и культуры, родины, справедливости, бога, зовет народы Европы и всего мира к взаимному истреблению, зовет к крестовому походу против социалистической родины революционного пролетариата.

В кампании цинической лжи, беззастенчивого обмана, художественная литература капиталистических стран играет громадную роль. В прозе и в стихах писатели Запада и Америки "ликвидируют" тяжелые воспоминания империалистической бойни, они снова пытаются воскресить героику и пафос националистических войн во имя "родины", во имя "блага народов".

В свете назревающих событий обращения памяти к тем произведениям мировой литературы, которые, в большей или меньшей мере, показывали истинное лицо мировой войны, приобретают громадное политическое --">