Аристотель - О душе

У Платона мы видим ещё письменную транскрипцию сократического диалога. Собеседники разыскивают истину, как то, что в своей полноте в их опыте ещё не присутствует. То, до чего человек доискивается, всё время превосходит то, до чего человек уже доискался. Стремясь к истине, человек постоянно стремится к чему-то большему чем то, что он постиг, и постоянно перерастает себя наличного. И Платон всегда рассматривает человека в этом превышении самого себя. Никакая фиксация нашего пути не должна создавать у нас иллюзии, будто мы всё уже знаем. Язык Платона не понятийный, потому что Платон очень настойчиво идёт всё дальше и дальше, он понимает, что то, что он фиксирует, он фиксирует лишь как момент на пути разыскания истины.

В ответ на это Аристотель как бы говорит: да, человеку важно совершенствоваться, важно не останавливаться на том, что он понял, но всё-таки не менее важно по пути фиксировать то, что мы уже узнали о мире и о самих себе – и тогда уже, опираясь на то, что мы знаем и пользуясь им, устремляться к ещё не знаемому. В лице Аристотеля философия впервые становится понятийной, начинает фиксировать в понятиях доступное нам знание.

И ещё один принципиальный момент. Наука, как её выстраивает Аристотель, представляет собой систему связанных друг с другом дисциплин. Научные дисциплины составляют систему, взаимосвязь, потому что сама наша жизнь и есть взаимосвязь. В нашей жизни мы не перескакиваем из сферы в сферу таким образом, что, например, сегодня с утра до полудня я политик и больше никто, с полудня до заката – учёный, а после заката – муж. Нет, я остаюсь и учёным, и мужем, будучи политиком, и т. д. Моя жизнь, хотя и многогранна, но всё же едина. И науки тоже сопрягаются друг с другом в этом единстве жизни, они не расходятся как какие-то совершенно не связанные друг с другом дисциплины. Между ними обнаруживаются границы, связывающие их друг с другом. Эти границы, связи в аристотелевской науке отличаются от тех, которые привычны нам, людям Нового времени. Так, интересующая нас психология оказывается у Аристотеля очень близко связана с физикой, поскольку фюсис, «природа», для Аристотеля – и здесь он продолжает линию предшествующего ему греческого мышления – это прежде всего живой мир. То, что существует по природе, существует само от себя; начало его изменения, движения лежит в нём самом. Таковы растения, животные, люди. И именно такое живое Аристотель рассматривает как одушевлённое, задумываясь над тем, что есть душа, псюхе.

Уже на приведённом примере с физикой и психологией мы видим, что неверно считать аристотелевскую науку таким прообразом науки современной, который воспроизводил бы все черты последней. У крупного немецкого психолога Курта Левина есть работа об аристотелевском и галилеевском способах мышления в биологии и психологии^[1]. В ней он показывает, что наука (прежде всего, физика) – у Аристотеля и у Галилея строятся принципиально по-разному, и что психология как наука порой работает ближе к тому способу научной работы, который практиковался Аристотелем, хотя, считает Левин, психологии следовало бы вырасти в науку галилеевского типа. Не претендуя подробно проследить здесь мысль К. Левина, мы ограничимся тем, что укажем некоторые основные особенности аристотелевской науки, отличающие её от науки Нового времени.

Исследуя ту или иную сферу жизни, Аристотель совершает возвратно-поступательное движение от вещей к их идеям, затем снова к вещам и т. д. Казалось бы, всё происходит так же, как и в современной науке: есть теория, есть эмпирия, и есть способы соотнесения теории с эмпирией, проверки гипотез и т. д. На самом деле, не совсем так. Это движение от реально наблюдаемых вещей к постижению идеального принципа их устроенное™, и обратно, от идеи к реальной вещи происходит иначе, чем в новоевропейской науке. Новоевропейская наука предполагает, что физический мир гомогенен, и в любой его точке действуют единые законы природы. Такое отношение к физическому миру очень позднее. В философии оно оформится только в XVII в., начиная с Декарта. В самом естествознании оно будет заявлено несколько раньше, в XVI в., в работах Галилео Галилея. Для Аристотеля же нет единого для всех природных вещей закона природы. В мире есть верх и низ, небесное и земное, и законы движения звёзд и планет мыслятся как принципиально иные, нежели законы движения земных тел. К тому же, как мы уже говорили, сама природа мыслится Аристотелем --">