Цюй Юань - Лисао

медлил

Расстаться с князем Чу, от козней злых уйти, —

Покинуть бы ему любимую столицу

И, странником бродя, иной приют найти.

С высот заоблачных могучий феникс, видя

Всех добродетельных, слетает им помочь,

Но если зло и ложь скрывает добродетель,

Он вновь взмывает ввысь и улетает прочь.

Известно это всем: в запрудах мелководных

Большие осетры не могут долго жить,

Лягушкам, что кишат в канаве узкой,

Огромной рыбы ход легко остановить.

Здесь граф великий астролог^[29] сказал бы так: «Я читал поэмы — «Лисао», «Как впал я в грусть», «Мои к небу вопросы», «Зову к себе душу» и «Плачу по Ину». И грустно мне стало за душу его. Я ходил и в Чанша, проходил там, где он, Цюй Юань, покончил с собою в пучине воды. Ни на минуту не прекращал я лить слезы по нем, представляя себе, что я вижу, какой это был человек. Когда ж говорю я о Цзя, ученом, который оплакал его, не могу я понять, отчего б Цюй Юаню, с его гениальной душой, не заехать к другому удельному князю и с ним бы дружить? Какой бы удел не принял его? Не пойму, чтобы надо себя ему было до этих вещей доводить! Я читал и поэму Цзя И о сове. Но равнять жизнь со смертью, как он, несерьезно смотреть на принятие мира вещей или их отверженье — его вопиющая прямо ошибка!»

Цюй Юань в переводах А.И. Гитовича^[30]

Девять напевов^[31]

Владыке востока Тай-И^[32]

Прекрасное время —

Весь день посвящается счастью,

Блаженно и радостно

Мы обращаемся к небу.

Я меч поднимаю —

Его рукоятка из яшмы, —

И с золотом вместе

Звенят драгоценные камни.

На белой циновке,

Придавленной яшмовым гнетом^[33],

Беру я гортензии

И благовонья готовлю,

Вино подношу я

И соус, приправленный перцем^[34],

И облако пара

Над жертвенным мясом клубится.

Бамбуковой палочкой

Бью в барабан осторожно,

И медленной музыке

Вторит спокойное пенье,

И с пеньем сливаются

Звуки свирелей и гуслей.

Танцуют кудесницы —

Все в драгоценных одеждах,

И храм наполняется

Пряным, густым ароматом,

Все звуки смешались...

О, радуйся, Дух! Укрепляйся!

Владыке облаков^[35]

Ты в ванне душистой купался,

Ты тело омыл ароматом

И щедро украсил цветами

Шелка драгоценной одежды.

О, если б ты с нами остался —

Как были бы мы благодарны!

Твой свет уже ярко сияет,

Хотя далеко до рассвета.

О, если б легко и спокойно

Ты в жертвенный храм опустился!

Ты так ослепительно светел —

Луне ты подобен и солнцу.

На синее небо драконы

Уносят твою колесницу,

Ты мчишься по синему небу,

Летаешь от края до края.

Во всем ослепительном блеске,

Бывает, снисходишь ты к людям,

Но сразу же вихрем взмываешь,

Скрываясь в несущихся тучах.

Ты видишь не только Цзичжоу^[36],

Но все отдаленные земли,

И, не истощаясь нисколько,

Собою весь мир наполняешь.

Когда о тебе, о владыке,

Я думаю, тяжко вздыхая,

В груди беспокойно трепещет

Мое утомленное сердце.

Владыке реки Сян^[37]

Почему ты не приходишь,

Мой возлюбленный Владыка?

Почему один ты бродишь

По пустынным островам?

Ты взгляни, как я прекрасно

Постаралась нарядиться

И в своей легчайшей лодке

По течению плыву.

Ты вели, чтобы на реках

Не вскипали бурно волны,

Ты заставь их течь спокойно

Вдоль зеленых берегов.

Жду с надеждой и тревогой,

Ты ж, Владыка, не приходишь

Я, играя на свирели,

Ей вручаю грусть свою.

В лодке древнего Дракона

Уплываю я на север,

Я веду свою дорогу

К водам озера Дунтин.

Драгоценными цветами

Я свою украшу лодку:

Орхидея будет флагом,

Ирис станет мне веслом.

На Чэньян гляжу далекий,

На его туманный берег

И, простор пересекая.

Подымаю паруса.

Паруса я подымаю,

Но еще длинна дорога.

За меня, вздыхая, плачет

Дева — спутница моя.

Слезы катятся без счета,

Как река, они струятся...

С болью думаю смиренно

О тебе, Владыка мой.

И гребу веслом прекрасным,

И другим веслом я правлю,

И осенний лед ломаю,

Что скопился на реке.

Все идет не так, как надо,

Все вверх дном пошло на --">