Автор неизвестен -- Древнерусская литература - Слово о полку Игореве

   Ярославна рано плачет

      в Путивле на забрале, приговаривая:

«О ветер, ветрило!

Зачем, господин, веешь ты наперекор?

Зачем мчишь хиновские стрéлки

      на своих легких крыльицах

      на воинов моего милого?

Разве мало тебе было под облаками веять,

      лелея корабли на синем море?

Зачем, господин, мое веселье

      по ковылю ты развеял?»

   Ярославна рано плачет

      в Путивле городе на забрале,

      приговаривая:

«О Днепр Словутич!

Ты пробил каменные горы

      сквозь землю Половецкую.

Ты лелеял на себе Святославовы насады

      до стана Кобякова.

Прилелей же, господин, моего милого ко мне,

чтобы не слала я к нему слез

      на море рано».

   Ярославна рано плачет

      в Путивле на забрале, приговаривая:

«Светлое и трижды светлое солнце!

Для всех ты тепло и прекрасно:

Зачем, господин, простерло ты горячие свои лучи

      на воинов моего милого?

В поле безводном жаждою им луки согнуло,

      горем им колчаны заткнуло?»

   Прыснуло море в полуночи,

идут смерчи облаками.

Игорю князю бог путь указывает

      из земли Половецкой

      в землю Русскую,

      к отчему золотому столу,

   Погасли вечером зори.

Игорь спит,

Игорь бдит,

Игорь мыслью поля мерит

      от великого Дона до малого Донца.

Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;

велит князю разуметь:

князю Игорю не оставаться!

Кликнул,

застучала земля,

зашумела трава,

вежи половецкие задвигались.

А Игорь князь поскакал

      горностаем к тростнику

      и белым гоголем на воду.

Вскочил на борзого коня,

и соскочил с него серым волком.

И побежал к излучине Донца,

и полетел соколом под облаками,

избивая гусей и лебедей

                   к завтраку,

                   и обеду,

                   и ужину.

Коли Игорь соколом полетел,

тогда Овлур волком побежал,

стряхивая собою студеную росу:

оба ведь надорвали своих борзых коней.

   Донец говорит:

«О князь Игорь!

Немало тебе величия,

а Кончаку нелюбия,

а Русской земле веселия!»

   Игорь говорит:

«О Донец!

Немало тебе величия,

лелеявшему князя на волнах,

стлавшему ему зеленую траву

      на своих серебряных берегах,

одевавшему его теплыми туманами

      под сенью зеленого дерева;

ты стерег его гоголем на воде,

      чайками на струях,

      чернядями на ветрах».

   Не такова-то, – говорит он, – река

   Стугна;

скудную струю имея,

поглотив чужие ручьи и ладьи,

расширенная к устью,

юношу князя Ростислава заключила.

На темном берегу Днепра

плачет мать Ростислава

      по юноше князе Ростиславе.

Уныли цветы от жалости,

и дерево с тоской к земле приклонилось.

   То не сороки застрекотали:

по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.

Тогда вороны не граяли,

галки примолкли

сороки не стрекотали,

полозы ползали только.

Дятлы стуком указывают путь к реке,

да соловьи веселыми песнями

                   рассвет возвещают.

   Говорит Гзак Кончаку:

«Если сокол к гнезду летит, —

расстреляем соколенка

                   своими золочеными

                   стрелами».

   Говорит Кончак Гзаку:

«Если сокол к гнезду летит, —

опутаем соколенка

                   красною девицею».

И сказал Гзак Кончаку:

«Если опутаем его красною девицею,

не будет у нас ни соколенка,

ни красной девицы,

и станут нас птицы бить

                    в поле Половецком».

   Сказали Боян и Ходына,

Святославовы песнотворцы,

      старого времени Ярослава,

      Олега князя любимцы:

«Тяжко голове без плеч,

беда телу без головы», —

так и Русской земле без Игоря.