Галина Евдокимова - Змея подколодная

цветы. Она до сих пор не понимала, почему не умерла тогда, почему позволила увезти себя. Но она словно заблудилось в душистой дрёме луговых трав.

Все сильнее терзала её любовь, сильнее становилось отчаяние.

Гай привязал коня к колючему кусту. Нагайя принесла охапку сушняка. Гай достал кресало и высек огонь. Они разожгли костёр и сели напротив друг друга.

Освещённое пламенем высоколобое лицо Гая было прекрасно и неподвижно. В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием огня, ей захотелось поговорить о чём-то сердечном.

Она простила его, но что-то тлело и тлело внутри, плакало, ныло, болело тихонько. Она обнимала его взглядом, зная, как смертоносен её взгляд, что сладкий грех её – дитя другого, бОльшего греха.

Гай вытащил чепрак из-под седла и постелил на землю. Они упали в молодую сладко пахнущую сон-траву. Она лежала навзничь, замирая от поцелуев, но не смела отвечать.

Потому что у неё уже не было сердца…

Во взгляде Гая смешались испуг и удивление, в расширенных зрачках вспыхнули огоньки и медленно стали опускаться в чёрную глубину.

Кровь из перерезанного горла брызнула на каменный алтарь.

Нагайя чувствовала, как змеями шевелятся на голове волосы. Она медленно закрыла глаза, думая, что делает всё во сне…

– …в царстве Дыя тучи хмурые, стаи воронья чёрного! Приходите, огнём меченые, скверны сподручницы! Приходите, слуги Чернобога! Сползайтесь, змеи, Суровая Ламия и Великий Змей-держатель мира!

Вдруг пронёсся вихрь. И пала тьма. Неведомая могучая сила – жар самого сердца земли – бушевала, плыла сквозь яростные вспышки...

…Нагайя очнулась, когда уже светало. В погасшем костре мерцала зола. Ветер разносил острые запахи. Жар разгорячённого тела постепенно выходил, и так упоительно было чувствовать его остывание.

Гай лежал рядом, спиной к ней.

Она прогнала прочь обрывки страшного сна, стараясь не думать, что будет потом. Когда сквозь клубы утреннего тумана блеснуло солнце. Нагайя поняла – пора.

Она встала. Натягивая платье, сказала Гаю:

– Пойдём. Нельзя, чтобы люди твоего отца застали нас вместе.

Гай не ответил.

Нагайя подошла ближе. Наклонилась, коснулась его плеча. Гай не шевелился.

Нагайя обхватила его голову руками. Лицо Гая было бесцветным, напряжённым. Мёртвым.

Заметив на ладони кровь, она медленно опустилась на землю рядом с Гаем.

Долго сидела, раздумывая «любила-не-любила», а когда к вершине холма долетели первые звуки просыпающегося становища, она поцеловала потухшие глаза Гая и прошептала:

– Ибо гнев мой сильнее сострадания.

Поднялась, перешагнула через мёртвое тело, и пошла прочь по тропинке, вьющейся среди папоротников.

--">