Джон Мильтон - Потерянный рай

Как он со всею ратью побежденной

Лежал, вращаясь в пламенной пучине,

Сражен и уничтожен, хоть бессмертен.

Но худший суд еще был впереди:

И мыслью об утраченном блаженстве

Терзался он, и болью страшных мук.

Вокруг себя водил он взор свой мрачный,

В котором отражалось униженье

Глубокое, но вместе с тем и гордость

Упрямая, и ненависть была;

И сколько взор охватывал бессмертный,

Он видел вкруг лишь дикую пустыню,

Со всех сторон лишь страшную тюрьму,

Пылавшую огнем, громадной печи

Подобно; но огонь тот был без света, —

Он порождал лишь видимую тьму,

В которой лишь возможно было видеть

Картины горя, области печали

И скорбной ночи – край, где никогда

Ни мира, ни покоя, ни надежды,

Повсюду проникающей, не будет,

Где лишь царит мученье без конца

И огненный поток, который серой,

Горящей вечно и неистощимой,

Питается. Таков был тот приют,

Который был мятежным уготован

Предвечной справедливостью, – темница

Отведена в удел им в крайнем мраке,

Который от небесного сиянья

И Бога трижды столько удален,

Как полюс отстоит от центра мира!

О, как несходно это место с тем,

Отколь они низвергнуты! И вскоре

В волнах огня крутящихся он видит

Вокруг себя собратий по паденью

И узнаёт, что, корчась, рядом с ним

Лежит один, к нему из всех ближайший

По чину и по преступленью, – тот,

Который был известен в Палестине

Впоследствии и звался Вельзевулом.

К нему-то обратился Архивраг,

(На небе имя Сатаны стяжавший),

Прервав молчанье страшное вокруг,

С такою речью, дерзкой и надменной:

«Ужели это ты? О, как ты пал!

Как страшно изменился ты, который

Сияньем ослепительным своим

Превосходил в блаженном царстве света

Других, сиявших ярко, мириады!

Ты ль это, кто соединен со мной

Союзом, мыслью, планами, надеждой,

Отвагой в нашем славном предприятьи,

А ныне – униженьем и бедой!

Теперь ты видишь сам, в какую пропасть

С высот Небес низвергнул нас Сильнейший

Своим ужасным громом; но дотоле

Кто ж знал всю силу этого оружья

Жестокого? Однако ж ни оттого,

Что пали мы, ни оттого, что далее

Еще способен причинить нам в гневе

Могучий победитель наш, нисколько

Я не раскаюсь и не изменюсь,

Хотя б мой внешний образ изменился.

Я сохраню навек всю твердость мысли

И гордое презренье в оскорбленном

Достоинстве моем; я буду тверд

Во всем, что мне служило побужденьем,

Чтоб против Всемогущего восстать,

Что привело бесчисленные рати

Вооруженных Духов к состязанью

Отважному. Дерзнули эти Духи

Власть Вышнего открыто не одобрить

И, предпочтя иметь вождем меня,

Противостав великой силе силой,

В сомнительном бою в равнинах Неба

Поколебали Трон Его. Пускай

Мы потеряли эту битву – что же?

Не все еще потеряно: есть воля

Несокрушимая, есть жажда мести,

И ненависть бессмертная, и храбрость,

Которая вовек не подчинится

И не уступит никому, – и мало ль,

Что есть неодолимого у нас?

И эту нашу славу не исторгнет

Ни ярость, ни могущество Его.

Склонить главу, молить о милосердьи,

Став на колена, и боготворить

Владычество Его – Того, Который

Недавно сам в той власти усомнился

Из страха перед нами, – это было б

Действительно позорно; это было б

Бесславьем и стыдом гораздо худшим

Всего паденья нашего. Судьба

Велела, чтоб богов святая сила

И сущность их небесная была

Неистребима; ныне мы имеем

И опыт, нам доставленный событьем

Великим тем; оружьем не слабее,

Лишь осторожней стали мы теперь;

Тем с большею надеждою мы можем

Отважиться на вечную войну,

Решить ее иль силой, иль коварством,

Не примирясь с врагом великим нашим,

Хотя и торжествует ныне Он

И, предаваясь радости великой,

Царит один над небом, как тиран».

Так говорил отступник-Ангел, громко

Хвалясь средь мук, хотя его внутри

Глубокое отчаянье терзало.

Ему собрат отважный отвечал:

«О Князь, о вождь князей могучих многих,

Которые, ведомые тобой,

Вели на битву войско Серафимов

Вооруженных! Грозными делами,

Бесстрашные, поставили они

В опасность царство Вечного Владыки;

Не побоялись испытать, на чем

Основано его все превосходство —

На силе, или счастье, иль судьбе.

Я слишком вижу, слишком сожалею,

Как горестен исход попытки нашей,

Какое