Марина Викторовна Межиева - Рассказы

человеческий визг, перекрывающий даже дружный визг многих тормозов. Ещё несколько секунд по перекрёстку скользили и разлетались кубарем, карточным веером, покати-горошком, поваленный на бок мотоцикл, осколки зеркал, багажные сумки и два человеческих тела. Марихен вышла из машины, посмотрела на визжащую с закрытыми глазами женщину на обочине, и, кажется, пошла вперёд, к юноше, который лежал ближе к ней. Но дальше она не запомнила. Только женщина на обочине ясно в памяти осталась.

С точки зрения правил дорожного движения, Марихен была стопроцентно виновата. Но в Германии за это не обязательно сажают. Поскольку мало смысла в этом видят. А видят его в том, чтобы виноватый расплачивался. За всё. За лечение, например. И ещё в специальный фонд платил. Это, поверьте мне, очень большие деньги. Такие большие, что в России иной и на пять лет в тюрьму бы за такие сел. А иной и на десять не пожалел бы. Но я не об этом хочу рассказать.

А упоминаю это только для того, чтобы объяснить, почему Марихен каждый день проводила не в камере предварительного заключения, а под окнами реанимации, где лежал тот из двух парней, что ехал без шлема. Это был очень здоровый, спортивный парень. С размозжённым черепом и повреждённым осколками мозгом этот 18-летний мальчик продолжал жить.

Ханни уже начал работать на новом месте, молодых врачей принято загружать по самое некуда, и поэтому по будням он приезжал в больницу только поздно вечером, чтобы увезти Марихен домой.

Разговаривали они мало. Не было теперь такой темы, от которой бы Марихен не передёргивало и со словами: «Ханни, пойми, я пока не имею больше права об этом говорить!», она превращалась в соляной столп.

Марихен стала считать, что всё, что может доставить ей удовольствие, — книжка ли, шоколадка ли, — это оскорбление Петеру, мальчику, которого она искалечила. В то же время, она не пыталась ни руки на себя наложить, ни как-то изменить течение вещей. В срок, который был указан в её договоре, она вышла на работу и стала бесшумно и аккуратно ассистировать в большой красивой клинике, изготовляя необходимые предметы терапевтического искусства. Задав Ханни вопрос, не лучше ли им отказаться от заключения брака в связи с её новым финансовым положением и диагностированной депрессией, и выслушав его горячий ответ, она не стала спорить. И в срок, который был назначен в ЗАГСе, она тихо вышла за Ханни замуж. Она сосредоточенно составляла списки необходимых для нового хозяйства покупок и смету. Никогда не возражала, если Ханни приглашал гостей, и послушно шла с ним в гости, в театр — на все эти раньше, ещё до того момента, когда она услышала визг женщины на обочине, запланированные мероприятия. В Германии ведь принято планировать задолго. Тем более — медовый месяц и ситцевый год. Когда Ханни предложил ей пройти психотерапию, она тотчас же согласилась: «Конечно, Ханни, прости меня, пожалуйста. Я давно уже обязана была сама об этом подумать». И на следующий же день она нашла себе психотерапевта, хотя дело это непростое.

Один раз Марихен по-настоящему оживилась — когда психотерапевт предложила ей пойти к родителям Петера, просто поговорить с ними и, может быть, найти что-то, что она может для них делать. Это были немолодые люди. Петер был поздним и единственным ребёнком. Мало ли, какая нужна помощь. Марихен пошла, и они поплакали вместе. Но помощи родителям Петера оказалось не надобно. И Марихен снова замкнулась в себе. Она была приветлива и обходительна. О её внутренней аскезе и недопустимости удовольствия для себя догадывались только те, кто близко-близко знал её прежде. Перед ними Марихен чувствовала себя особенно виноватой. Она понимала, что стала обузой для близких. Но оставить её одну не просила. Это было бы пустым сотрясением воздуха в удовольствие своей гордыне. Ведь и Марихен знала этих людей близко, и ничуть не сомневалась, что никто из них не помыслит оставить друга в беде. Невозможно.

Всё, не занятое работой, семейными и семейно-светскими обязанностями время Марихен проводила в больничном саду.

Через три месяца Петер умер, так и не приходя в сознание. Марихен с той же регулярностью стала ходить на его могилу. Родители Петера иногда видели её издалека. И для них было некоторым утешением, что виновная в смерти их сына не забывает Петера. Заметив их, она быстро уходила.

В годовщину

--">