Виссарион Григорьевич Белинский - Репертуар русского театра. Издаваемый И. Песоцким. Третья книжка. Месяц март…

слова «теперешний» русским словом?^{5} – Дальнейшие наставления в водвильном способе переводить драмы Шекспира вы можете найти в статье покойного профессора Кронеберга, помещенной во II томе «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»«на 1839 год, стр. 189^{6}. Обратите особенное внимание на письмо Гамлета к Офелии: «О dear Ophelia, I am ill at thesse numbers; I have not art to reckon my groans; but that I love thee best, о most best, believe it. Adieu. Thine evermore, most dear lady, whilst this mashine is to him, Hamlet».^[2] Это вы, для большего эффекта, можете перевести по-своему, не соображаясь ни с подлинником, который для вас нем, как рыба, ни даже с французским переводом; английское «most dear lady»^[3] и французское «ma dame cherie»^[4] заменить водвильным «обожаемая дева»; одним словом, вот так: «Милая Офелия! эти строчки (то есть стихи, numbers,^[5] vers^[6]) умножили мою грусть. Я не умею красиво пересказать мои вздохи (то есть я не имею искусства рассчитывать мои стенания), но я люблю тебя, очень люблю. Прости. Твой навсегда, обожаемая дева, пока дух мой держится в теле (то есть пока эта машина принадлежит мне, как в подлиннике, или пока эта смертная машина повинуется твоему Гамлету, как во французском переводе) – Гамлет». Смелее! не бойтесь, что какой-нибудь насмешник перепародирует этот перевод так: «Милый Шекспир! Я плохо понимаю тебя, еще хуже перевожу тебя, но я люблю тебя, очень люблю. Твой навсегда, обожаемый поэт, пока перо держится в руках. Твой переделыватель, водвилист – такой-то».

За перепечатанным «Гамлетом» следует, тоже перепечатанная (из 50-го № «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»«на 1837 г.), очень хорошенькая статейка г. Мундта «Биография Карла-Лудовика Дидло, бывшего балетмейстера императорских санкт-петербургских театров».

За оною следует новая (то есть не перепечатанная) статья, под следующим длинным и громким заглавием: «Панорамический взгляд на современное состояние театров в Санкт-Петербурге, или Характеристические очерки театральной публики, драматических артистов и писателей»^{7}. Г-н сочинитель этой статьи очень хорошо понимает выгоду громких и длинных заглавий вроде самонужнейших, пренаиполезнейших лечебников и самонаипреполезнейших поваренных книг. Что же в этой статье? – Да, собственно-то, ничего; она напоминает своим содержанием известную статью в «Новоселье» г. Смирдина: «Ничто», замечательную тем, что сочинитель ее весь вылился в ничто;^{8} но в ней множество курьезных диковинок, подобных тем, которые именно за свое уродство и сохраняются в банках со спиртом, в кунсткамерах. Укажем на них для удовольствия и потехи современников и как назидательный факт для потомства.

Говоря о петербургском французском театре, сочинитель статьи хвалит в г-же Аллан светскость манеров и уменье петь куплеты; последнее достоинство он заставляет ее разделять с г. Аллан; но больше этого, кажется, ничего в них не заметил. Впрочем, это произошло, вероятно, от недостатка наблюдательности или от близорукости взгляда, а совсем не от недостатка усердия: г. сочинитель хвалит г-жу Аллан со всевозможным усердием, точно так же, как и г-жу Асенкову. Это напомнило нам одно лицо в прекрасной повести графа Соллогуба «Большой свет», – именно, того господина, франта среднего общества и героя легоньких балков, который спрашивает Леонина: «Йет ву каню авек ле Чуфырин е ле Курмицын?»^[7] и который, прикидываясь любителем французского театра, с таким самодовольствием повторяет: «Люблю Allan! Что это за удивительная актриса! Впрочем, надо сказать правду, и Асенкова недурна, особливо в гусарском костюме. Мы с Петрушей и Ваней всегда ее вызываем»^{9}. В г. Берне «сочинитель» видит не больше, как превосходного актера в ролях буффонских или фарсах (стр. 15), простодушно не подозревая в нем истинного художника, для убеждения чего достаточно увидеть его хоть в роли графа de Miremont, в комедии Скриба «La camaraderie»^[8]. Далее, сочинитель с глубоким чувством истинного дилетанта говорит, что «буфет Михайловского театра не весьма озабочен требованиями и всегда просторен» (стр. 14): кому не известно, что буфет тесно связан с искусством? По крайней мере так думает известный, и притом самый многочисленный род дилетантов искусства! Г-на Сосницкого сочинитель превозносит до небес, как великого гения сценического искусства, а в г. Мартынове видит не больше, как «отлично хорошего буффо, то есть комика, разыгрывающего не характерные, но смешные роли, карикатуры» (стр. 24). В самом деле, г. --">