Николай Михайлович Карамзин - «Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку»

Николай Михайлович Карамзин «Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку»

Часть I. Санктпетербург, в типографии И. К. Шнора, 1791 года

Никто из древних поэтов не был так часто травестирован, как бедный Виргилий. Француз Скаррон, англичанин Коттон и немец Блумауер,^[1] хотели на счет его забавлять публику, и в самом деле забавляли. Те, которые не находили вкуса в важной Энеиде, читали с великою охотою шуточное переложение сей поэмы, и смеялись от всего сердца. Один из наших соотечественников вздумал также позабавиться над стариком Мароном, и нарядить его в шутовское платье. При всем моем почтении к величайшему из поэтов Августова времени, я не считаю за грех такие шутки, – и Виргилиева истинная Энеида останется в своей цене, не смотря на всех французских, английских, немецких и русских пересмешников. Только надобно, чтобы шутки были в самом деле забавны; иначе они будут несносны для читателей, имеющих вкус. По справедливости можно сказать, что в нашей вывороченной наизнанку Энеиде есть много хороших, и даже в своем роде прекрасных мест. Я приведу здесь некоторые из них. Юнона просит Эола, чтобы он возмутил море и погубил Троянцев.

Эол ей низко поклоняся,

Мешок поспешно развязал,

И сам к сторонке притуляся,

Он ветрам всем свободу дал.

Вздурились ветры, засвистели,

Взвились, вскрутились, полетели —

Настала сильная гроза —

Иной пыхтел надувши губы,

Другой шипел оскаля зубы,

Иной дул выпуча глаза. —

Горшок у бабы как со щами

Бурлит в растопленной печи,

Так точно сильными волнами

Кипело море в той ночи.

. . . . . .

Ревела буря громогласно;

Свистали ветры как сурки.

Суда, качаясь ежечасно,

Ныряли в воду как нырки.

Иного сильною волною

Вверх опрокинуло кормою;

Другой наседкой на мель сел;

Иной песку с водой наелся;

Иной раздулся и разселся —

На дно за раками пошел.

Или:

Зевес тогда, с постели вставши,

С просонья морщился, зевал,

И только лишь глаза продравши

Нектара чашку ожидал,

Иль, по просту, отъемной водки,

. . . . . .

С похмелья он лечился сим.

Тут Ганимед с большим подносом

И с кружкой Геба, с красным носом

Тотчас явились перед ним.

По том Цитерска щеголиха,

Любви и волокитства мать,

Подкравшись в двери исподтиха,

Изволила пред ним предстать;

Как немка перед ним присела,

И жалобно ему запела:

Ах батюшка, сударик мой! и проч.

Или:

На креслах штофных с бахромою

Разнежившись сидел Эней,

И хвастать начал он собою

Перед Дидоною своей.

Все вдруг замолкли, занишкнули,

К рассказам уши протянули,

И слушали разинув рот.

Эней то видя восхищался,

Как можно больше лгать старался,

Весь надседая свой живот.

Естьли бы вся Энеида была так травестирована, то я поздравил бы русскую литературу с хорошим, и весьма хорошим комическим произведением; но, к сожалению, много и слабого, растянутого, слишком низкого; много также нечистых или противных ушам стихов – например:

Был мрак и днем так как в ночи:

Облизывался как кот, и проч.

– О приписании или дедикации в стихах… не скажу я ни слова.

Примечания

1

Француз Скаррон, англичанин Коттон, немец Блумауер – речь идет о поэмах П. Скаррона «Перелицованный Вергилий» (1648–1652), Ш. Коттона «Скаррониды, или Перелицованный Вергилий» (1678), А. Блумауера «Приключения смиренного героя Энея» (1783–1786).

(обратно)
--">