Ирина Ароновна Паперно - Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель

«Поворачивается колесо истории…»[7] Отождествить «своих» с кругом персонажей «Былого и дум» означает ощутить себя субъектом истории, сигналом чего является и метафора поворачивающегося колеса.

Развернутая картина жизни в истории, ориентированная на круг Герцена и на «Былое и думы», представлена в известных мемуарах Лидии Либединской «Зеленая лампа». Либединская описывает, как в 1948 году они с мужем Юрием Либединским по вечерам на даче читали вслух «Былое и думы», разделяя «высокий накал страстей», которым проникнута эта «великая» книга. «Проштудировали» и курс лекций Грановского. Отправившись в Москву, совершили паломничество в комнату, в которой Герцен родился в роковом 1812 году (в «доме Герцена» находился тогда и по сей день находится Литературный институт). В 1962 году, на даче в Переделкине, Либединская говорила с Корнеем Чуковским о «сложных и трудных» отношениях в семье и кругу Герцена — так, «как говорят об очень дорогих людях, которым надо помочь…». Отождествление с кругом Герцена укрепляло Либединскую в самосознании «интеллигента в переломные моменты истории» [8]. Прямой потомок Льва Толстого, она, как кажется, предпочла сродство не семейное, а избранное, закрепленное на письме. Либединская не только писала о Герцене (в частности, в книге «Герцен в Москве», в которой она совершает прогулки по Москве по следам Герцена), но и выпустила адаптированное издание «Былого и дум» (в 1960‑е годы) — своего рода «мои «Былое и думы»”.

Другая мемуаристка, диссидент Людмила Алексеева (в книге, опубликованной в эмиграции, по–английски, в 1990 году), описала себя как девочку, воспитанную членами первого революционного поколения, которые считали себя «любимцами истории». Когда в 1937 году ее семья переехала из провинции в столицу, в качестве путеводителя по улицам Москвы отец вручил ей экземпляр «Былого и дум»[9]. Для этой советской семьи «Былое и думы» — это пропуск в историю и одновременно удостоверение представителя передового исторического класса.

Создав мемуары (или хотя бы какие–то записки), те, кто отождествлял себя и «своих» с миром «Былого и дум», прочно вписали себя в анналы «любимцев истории» — «русской интеллигенции».

Есть и контртекст, который подтверждает такое толкование: актер Александр Ширвиндт назвал свои мемуары «Былое без дум» (2001); в них он дает пространный ответ на вопрос «почему я не интеллигент»[10].

Для этих советских мемуаристов «Былое и думы» — это основополагающий текст интеллигентской культуры, главным образом потому, что мемуары Герцена закрепили формы повседневной и эмоциональной жизни, сложившиеся в семейных и дружеских кружках поколения, родившегося в наполеоновскую эпоху (и пережившего 1825 и 1848 годы), — сообщества людей, связанных ощущением исторической, социальной, политической и апокалиптической значимости интимной жизни, разделенной с кругом «своих». Посредством чтения люди ХХ века (и мужчины, и женщины) приобщались к жизни, описанной Герценом, — и за счет отождествления себя с Герценом и его окружением, и за счет воспроизведения подобных социально–эмоциональных парадигм на материале собственной жизни, в советских условиях (будь то у себя на даче или в «доме Герцена»).

Это особый тип чтения, при котором чужой текст используется для проекции собственной жизни: книгу заселяют, как чужую квартиру[11]. Общность места, особенно города, также играет важную роль. Самый жанр таких мемуаров, практиковавшийся и в XIX веке и в ХХ, — «воспоминания современников» — сделался важной институцией интеллигентской культуры. (Об этом недавно писала историк Барбара Валкер [12].) Устойчивость литературного жанра укрепляла иллюзию непрерывной традиции. Очевидно, что ядром такого сообщества мемуаристов являются писатели, но, поскольку мемуары и дневники может писать всякий и, более того, всякий читатель может «заселить» чужие дневники и мемуары, широкий круг читающих людей получает доступ к виртуальному миру старых русских интеллигентов, со всеми его психологическими удобствами и неудобствами.

«Былое и думы» — это и основополагающий текст русского исторического сознания, с которым непосредственно связано самоопределение интеллигента. Вместе с именем Герцена мемуаристы импортировали в свои тексты элементы исторического сознания, кодифицированного в «Былом и думах», а именно гегельянский историзм русского извода — в том толковании, которое эта традиция --">