Вероника Файнберг , Павел К. Успенский - К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

а коллективная рефлексия о методе не удалась, свелась к шутке. Несколько огрубляя, можно заметить, что в этой устной дискуссии целый ряд проблем – соотношения авторской и читательской перспективы, мотивного и языкового ряда, понимания и дешифровки мандельштамовских текстов, а также границы и целесообразность интертекстуального подхода – остались в зоне неразличения. Как будто ученым важнее было отстоять свои представления о том, как читать Мандельштама, а не прийти к консенсусу. Отчасти на это проливает свет еще один доклад.

На той же конференции Ю. И. Левин выступил с провокационным сообщением «Почему я не буду делать доклад о Мандельштаме». Демонстративный жест объяснялся тем, что с началом перестройки мир изменился, и «проблемы поэтики – и противостояния одинокого человека государственному насилию – померкли перед проблемами рынка, демократии, права, массового насилия, национализма и т. п.». Стихи Мандельштама перестали быть «ворованным воздухом», а занятие ими – «запрещенной (или полузапрещенной) сферой». Парадоксально, но свобода вызвала у Левина чувство ностальгии по прежним временам, – по «вдохновенному (или кухонному) мандельштамоведению» [Левин 1998: 154–155].

С тех пор прошло несколько десятилетий, мандельштамоведение стало разветвленной дисциплиной. Нет нужды ритуально напоминать о многочисленных книгах, сборниках, публикациях и статьях, посвященных поэту, – их действительно много. Казалось бы, отдельную область изучения Мандельштама – изучение его поэтики – можно было бы назвать процветающей, если бы не постоянное тревожное ощущение (быть может, гложущее только авторов книги), что во многих работах описывается какой-то другой Мандельштам. Даже не описывается, – конструируется. Этот Мандельштам напоминает еще не созданный квантовый компьютер. Он наделен уникальной памятью на всю мировую литературу, с помощью которой создает поэтические шифры, темные тексты, не понятные никому, кроме самих мандельштамоведов. Во многих монографических разборах его стихов обнаруживаются второй, третий, а то и четвертый скрытый, «тайный» план, и без их осознания смысл текста читателю не доступен.

Складывается впечатление, что выявление «тайнописи» мандельштамовской лирики дает сообществу возможность почувствовать коллективную идентичность, пережить радость разговора на одном языке, или, чуть более научно: легитимировать собственные практики чтения стихов.

В приведенной выше цитате из выступления Левина сейчас почти недвусмысленно считывается, что «разрешенность» занятий Мандельштамом обернулась утратой воображаемой групповой самоидентификации: раз поэтом может заняться каждый, то принципы, объединяющие сообщество, находятся под угрозой. Ореол элитарности, конечно, был оправдан сохранением культуры и практик чтения при советской власти, но это не означало, что мандельштамоведческие штудии в новую эпоху стоит прекратить.

Казалось бы, появилась возможность изучить поэта непредвзято, с должной дистанции. Однако историческое развитие мандельштамоведения в целом (хотя и были яркие исключения, например М. Л. Гаспаров), сложилось так, что научная дисциплина унаследовала сформированный инструментарий и сложившиеся практики чтения. Повторимся, что были исключения.

Важное отступление. Мы бы хотели, чтобы читатель этого текста понимал, что нам важно очертить контуры сегмента научного поля, а не составить табель о рангах и ранжировать исследователей, обозначить проблемную зону и привести критические размышления, а не аннигилировать сложившуюся традицию. Поэтому мы стараемся как можно меньше называть имен и как можно больше говорить о принципах и практиках работы с Мандельштамом. Поэтому же мы просим читателя держать в голове, что всегда были исключения.

Среди унаследованных практик толкования стихов поэта выделяются две ключевые: семантическая и интертекстуальная (в исследованиях они иногда переплетаются, но для ясности мы считаем нужным их разделять). Положения первой были проговорены в статье «Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма» (1974), написанной Ю. И. Левиным, Д. М. Сегалом, Р. Д. Тименчиком, В. Н. Топоровым и Т. В. Цивьян (не раз упомянутый Левин – это важно подчеркнуть – относился к сторонникам семантического толкования стихов Мандельштама). Основные идеи второй --">