Сергей Владимирович Алексашенко - Контрреволюция. Как строилась вертикаль власти в современной России и как это влияет на экономику

Сергей Алексашенко Контрреволюция. Как строилась вертикаль власти в современной России и как это влияет на экономику

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта А. Василенко

Корректор Е. Аксёнова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Дизайн обложки А. Бондаренко

© С. Алексашенко, 2019

© ООО «Альпина Паблишер», 2019

.

* * *

Предисловие

Современная история – опасный предмет. Гаспаров в «Записях и выписках»^[1] пишет: «В школьную программу ее ввели при Наполеоне III. “Угодничество сделано предметом школьного изучения” (Дневник Гонкуров, окт. 1863)». Нет сложнее материи для изложения, чем неостывшее, неуложившееся, не до конца известное прошлое – ибо, увы, число участников битвы при Аустерлице нам известно лучше, чем число участников митинга, прошедшего пять лет назад, ибо одни источники говорят одно, другие другое, все они пристрастны, а обилие данных и «свидетельств» не облегчает, но осложняет задачу.

Угодничество, которым возмущались братья Гонкур, – понятная угроза, безобразная Сцилла, которая всегда перед глазами. Образцов ее много, они более или менее хорошо оплачиваются в момент написания и немедленно забываются на следующем историческом повороте. Но ничем не симпатичнее сестра ее Харибда: назидательный памфлет, многословное осуждение исторического процесса, пошедшего не так, как автору хотелось бы, облитое горечью и злостью собственного производства, с непременно подразумевающимся «меня слушать надо было!» в качестве вывода.

Второй жанр по крайней мере имеет преимущество занимательности: официальные песнопения юстинианова историографа Прокопия не читает никто, а кой-какие пассажи из его жуткой Anekdota знакомы даже тем, кто не знает, где находилась Византия. Беда в том, что, судя по всему, развеселые истории про императора и его жену, которые госпропагандист записывал по ночам, еще меньше соответствовали исторической действительности, чем его дневной панегирик «О постройках».

Книга, которая лежит перед читателем, ставит целью описать политико-экономическую историю постсоветской России через призму череды решений, принимавшихся ее политическим руководством. Это столь же амбициозная, сколь и рискованная задача: кириллическое печатное пространство полно текстами разных объемов на эту тему, в жанрах от апологетики до апокалиптики – к сожалению, на этом алфавит возможностей обыкновенно и заканчивается.

«Контрреволюция» Сергея Алексашенко – не мемуары обиженного отставника, не перечень болей, бед и обид и не каталог катастрофических прогнозов, а добросовестный и детальный труд, плодами которого может пользоваться и тот читатель, который не разделяет ни выводов автора, ни его предпосылок.

То, что автор, не будучи ни летописцем режима по должности, ни, в строгом смысле, академическим исследователем, проделал эту масштабную работу по описанию в точных правовых и административных терминах, со ссылками на первоисточники и статистическими данными, всех основных политических и экономических событий последних 20 лет в их взаимосвязи и логической последовательности, не может не вызывать глубокого уважения. От консолидации нефтяных активов до сменяющихся волн партийных реформ, трансформаций судов и прокуратуры, взаимоотношений центра и регионов, изменений законодательства о медиа и интернете – события политической истории России описаны не в терминах газетных вырезок, публично сказанных слов и персональных историй (хотя это в книге тоже есть), а через призму политических решений, связанных внутренней логикой.

Но в этой самой внутренней логике лежит еще одна ловушка, легко поглощающая всякого, кто возьмет на себя смелость описывать недавний и незаконченный исторический период. Шопенгауэр писал, что подобно тому, как свет лампы превращает царапины на столе в концентрические круги, огонь нашего эгоизма стягивает все случайные события вокруг единого центра. Для человека вообще центром является он сам, а вот для интеллектуально амбициозного автора им обычно становится любимая концепция или верование, под которое подверстываются все явления бытия. Их выстраивают в стройные шеренги и поручают маршировать к победе коммунизма, второму пришествию, неминуемому краху или триумфу добродетели над пороком. Не навязываем ли мы истории задним числом либо повторяющуюся неизбежность, либо --">