Николай Николаевич Гребнев , Николай Селиверстович Акулов - Несметное богатство

кустарники, кое-где тянутся ввысь молодые тополя и вязы, да у самой воды желтеет камыш.

В первый же день приезда сюда, немного отдохнув с дороги, мы, трое казанских охотников, отправились на вечернюю «сидку». На плоскодонке переправились на противоположный берег озера. Вначале осмотрелись, выбрали подходящее место, затем каждый соорудил себе из сухого камыша и веток скрадок с отверстиями для стрельбы. Двое из нас метрах в двадцати от скрадков расставили деревянные чучела различных уток, а третий наш товарищ высадил на воду и подсадную утку.

Пролетной дичи в это время было еще очень мало, и ни один шальной селезень за весь вечер так и не подсел к чучелам.

К вечеру подул порывистый северный ветер. Высокое небо скрылось за пеленой облаков, свет сразу потускнел. Задолго до темноты не стало слышно голосов певчих птиц. Становилось все холоднее и холоднее, быстро надвигались сумерки. Все предвещало резкое изменение погоды.

Действительно, на другой день рано поутру, еще до восхода солнца, подойдя к озеру, мы были крайне удивлены: все озеро покрылось блестящей корочкой льда. Все оно светилось и отливало синевой.

Забравшись в скрадки и поеживаясь от холода, мы стали терпеливо ждать, когда поднимется весеннее солнце и своими теплыми лучами растопит образовавшуюся тонкую ледяную корочку. Наши чучела, оставленные в озере с вечера, неподвижно замерли в ледяной глади.

Едва взошло солнце, как на искрящейся поверхности молодого льда появился темный комочек.

Наблюдая за ним из своего скрадка, я разглядел, что это был небольшой темно-коричневый зверек с длинным, гибким телом. Зверек этот легкими, грациозными прыжками направлялся к моим деревянным чучелам. Вот до них осталось двадцать, десять, три и, наконец, один метр.

Я, затаив дыхание, ждал, что же произойдет дальше. И не поверил своим глазам: зверек с ходу ухватил одно из деревянных чучел за шею зубами и поволок от берега. Мои дальнейшие наблюдения неожиданно прервал выстрел соседа. Зверек молниеносно бросил деревяшку-чучело и исчез с поверхности льда.

Ошибиться было невозможно — зверек был норкой, которая ведет полуводный образ жизни. Крепко все-таки обманулся этот хищник, приняв обыкновенную деревяшку за живую утку.

На тяге

Лес поредел, впереди открылась поляна. Посредине ее виднелось несколько старых обомшелых пней, толстая поваленная осина. По краям росли молодые березки, клены, виднелись крепкие дубки. Вдоль поляны проходила малозаметная дорога, кое-где на ней еще лежал снег.

— Ну вот и пришли, — сказал мне охотник Саша. — Из года в год мы с братом здесь охотимся и всегда тут «тянут» вальдшнепы. — Он глядит вокруг, прищурившись, потом добавляет: — Сейчас самый разгар. Снега в лесу еще порядочно, погода стоит подходящая, а это верный признак хорошей тяги.

Мы присели передохнуть на сухую осину, наметили места для предстоящей охоты и полчаса спустя отправились в разные стороны…

И вот я с ружьем в руках у края вырубки. Рядом бежит говорливый ручеек, монотонно булькает вода. А птицы, не умолкая, все звенят и звенят, славят наступившую весну. «Фи-липп, фи-липп, при-ди, при-ди, чай пить, чай пить» — это напевы певчего дрозда.

«Пинь-пинь-пинь-р-р-р-ю-ю-у, пинь-пинь-пинь-р-р-р-ю-ю-у!» — задорные посвисты зяблика.

Где-то неподалеку барабанит дятел…

Медленно уходит апрельский солнечный день. Солнце опускается к горизонту, через частокол чернолесья видится багровое зарево заката. Вскоре и оно исчезает. Смолкают почти все птицы. Только неугомонные певчие дрозды еще подают свой звучный голос.

Слышу выстрел Юры. Еще. Я же пока весь в ожидании и напряжении. Никакой дичи нет. Может, думаю, место выбрали неудачное. Но тут я уловил что-то похожее на глухое хоркание. Звук нарастал. И вот уже знакомое: «хорх, хорх, хорх». Вальдшнеп. Он летит прямо на меня, низко опустив голову с длинным клювом и спокойно работая полусогнутыми крыльями. В полете он выглядит куда крупнее, чем на самом деле. Обыкновенная сова, не более.

Не успел я выстрелить, как внезапно с земли круто устремляется вверх еще один вальдшнеп, и они вместе продолжают спокойно лететь парой…

Я невольно опускаю ружье: нельзя разрушать птичью любовь. Пускай себе живут, украшая лес.

Еще пролетают одна за другой несколько птиц, но у меня уже не поднимаются руки.

Стало темно. Загорелись первые звездочки. Верхушки деревьев потеряли --">