Рувим Исаевич Фраерман , Сергей Владимирович Михалков , Лев Абрамович Кассиль , Самуил Яковлевич Маршак , Богдан Иосифович Чалый , Евгений Аронович Долматовский , Владимир Сергеевич Курочкин , Иван Андрианович Багмут , Иван Батурин - Коричневая пуговка

третий раз. — Разве ты не видишь, что ветер дует в твою сторону?

Ти-Суеви снял свою шапку и заглянул в нее.

— Здесь, — сказал он старухе, — во всей тайге найдется не больше ветра, чем в моей шапке.

Тогда старуха начала браниться.

— Ты умрешь от проказы, — сказала она Ти-Суеви, — и мать твоя будет бояться тебя.

— Мать моя никого не боится, — сказал Ти-Суеви.

А мальчик все время молчал.

— Ты умрешь из-за своего упрямства, — повторила старуха, — и мать никогда не возьмет тебя ни за плечо, ни за руку.

Ти-Суеви рассмеялся и надел шапку. И старуха с мальчиком двинулась дальше, часто оглядываясь назад.

Ти-Суеви шел за ними следом. Он не бранил теперь толстых корней, улегшихся на лесной дороге, не свистел белкам, не кидал шишек в траву, где цвели уже голубые ирисы. Не напрасно ли растут они в этом глухом лесу? Их никто не видит.

Но Ти-Суеви не думал об этом. Другое занимало его — ему хотелось узнать, кто был этот мальчик, который, казалось, готов был убить его, не проронив при этом ни слова.

Ти-Суеви прожил на свете уже двенадцать лет.

Так прошли они еще полкилометра, пока впереди между черных стволов даурских елей не засветился вдруг белый забор.

Глубокий овраг, наполненный громом воды и шумом серебристых ясеней, отделял его от дороги.

И над этим громом и шумом царил еще какой-то странный звук, отдаленно похожий на человеческий голос.

За оврагом начиналось то место, которое Ти-Суеви, как все здешние рыбаки, называл по-якутски «домом ленивой смерти».

Проказа — ленивая смерть! Ждешь ее долго, сгниешь весь, а она все не приходит.

Как много страшных рассказов слышал о ней Ти-Суеви! Но он мало верил им.

Он часто ходил по этой дороге и видел, что даже знакомый старик, в чьих костях уже много лет прочно сидела болезнь, не ждал ее, этой «ленивой смерти». Лицо его было неподвижно, и веки уж никогда не смыкались, но все же он очень охотно грелся на солнце у ворот и курил медную трубочку, сжимая ее, как пойманную птицу, в своих изуродованных ладонях.

Не ждали ее, должно быть, и другие больные: дома их были светлы, крыты волнистым железом, и у порогов, посыпанных морским песком, росли высокие цветы — голубые ирисы и мак.

А поближе к дороге, направо, тянулись огороды — длинные грядки, засаженные японским редисом, где с утра до вечера прокаженные тяпками усмиряли лесные и сорные травы.

При этом они пели.

И Ти-Суеви знал, что они любят труд, даже не меньше чем его отец, Суеви, слывший лучшим шкипером от Малого до Большого Тазгоу.

Они пели. Но из глоток их, пораженных проказой, вместо песни вырывался только жалкий свист.

Вот это-то пение услышали старуха и мальчик, идя по над оврагом, и слышали сейчас, стоя на мосту у ворот колонии.

Старуха, трясясь от страха, попятилась назад. Задрожал и мальчик, и лицо его, несмотря на грязь, покрывавшую щеки, побелело.

Но все же он сделал шаг вперед и потащил за собой старуху.

Из открытых ворот навстречу вышли доктор в халате и сестра, молодая женщина. Старуха низко поклонилась им.

Прокаженные, работавшие на огороде, перестали петь и подошли ближе. Старик, сидевший у ворот, выколотил свою трубочку о камень, а другой старик, строгавший доски под кедром, положил свой рубанок на верстак.

Кедр был также стар и любопытен. Ветви его висели низко, точно прислушиваясь к земле, а сам он стоял неподвижно, в глубоком молчании.

Старуха еще раз поклонилась доктору.

— Это мой внук, — громко сказала она, показав на мальчика.

«Так вот кто это», — подумал Ти-Суеви и вспомнил, что вправду он слышал, будто внук ее жил где-то в городе.

Ти-Суеви стоял на дороге по другую сторону моста, боясь подойти ближе. Но все же он не хотел пройти мимо, не узнав всего до конца.

— Это мой внук, — повторила старуха Лихибон, вытирая ладонью свои больные глаза, из которых постоянно струились слезы. — Он заболел проказой. Его прислали к тебе из города с бумагой. Выгони болезнь из его костей и кожи. Спаси его, доктор! Ты это делаешь очень хорошо.

Она расстегнула свою грязную кофту и вынула из-за пазухи бумагу.

Доктор надел очки. Мальчик громко заплакал.

— Ну, что ж, старая, — сказал доктор. Он уже прочел бумагу, повертел ее, посмотрел на печать. — Ну что ж, оставь внука тут. Сейчас мы посмотрим его; мы будем его лечить. Не горюй, мальчик, и проказу можно вылечить.

И, обратившись к сестре, доктор добавил:

— Уведите --">