Борис Викторович Шергин - Незабудки

смешное, забавное. Помнишь, ты рассказывала об Акуле?

Бабушка улыбнулась.

— Вроде Акули была Дуня-тонкопряха. Эту песенку я с подружками в детстве пела, и смеялись мы до упаду. Слушай:

«Пошла наша Дуня

На базар гуляти,

На базар гуляти,

Пряжу закупати.

Три пуда купила,

Денег не платила.

Стала наша Дуня

Куделюшку^[2] прясти.

Пряжа не прядётся,

Тонка нитка рвётся.

Тонка, не тонка,

Потоньше полена,

Потолще оглобли.

Стала наша Дуня

Эту пряжу ткати.

Село обежала,

Бёрда не сыскала.

Стала наша Дуня

В изгороду ткати,

В изгороду ткати,

Колом притыкати.

Пошла наша Дуня

Полотно полоскати.

Реку замутила,

Полотно не смочила.

Едет барин с поля:

«Бог на помощь, Дуня,

Рогожу-то мыти!»

«Красная ты рожа,

Это не рогожа,

Это не рогожа,

Тонкие полотна!»

Повесила полотно

К соседу на крышу.

Крышу обломило,

Соседа задавило.

Стала наша Дуня

Рубашечку кроити.

Топором наставит,

Молотком ударит.

Стала наша Дуня

Рубашечку шити.

Напарьей^[3] провернет,

Канатом продернет.

Стала наша Дуня

Рубашечку носити.

Три года носила,

Смены не просила».

А вот я тебе про хорошего мастера расскажу.

* * *

Давно это было. Меня тогда кликали не бабушка, а тётенька. Я в городе пристрастилась к малярному мастерству. Но о родной деревне тосковала.

Тут сорока на хвосте принесла вести, что директор нашей деревенской школы своими силами обновляет давно обветшалое школьное здание. Я стремглав полетела из города в деревню. Директор обрадовался мне, как майскому дню. Договорившись с ним, побежала смотреть школу.

Плотники перекрывали школьную крышу. А два мужичка, печные мастера, месили босыми ногами глину. И так-то потешно, подбоченясь, плясали друг перед другом. То опять кружатся, взявшись за руки.

Я спросила:

— Дядюшки хорошие, слышала я, что три печи подрядились вы сложить в три недели. Вряд ли вы успеете вовремя.

Они говорят:

— Нас не двое, а трое. Старший заболел: колени и локти покою не дают.

Я взяла на себя внутреннюю отделку: покрыть мелом потолки, стены, печи. Мел преподнесла наша речка, в половодье вымыла крутой берег. Объявился самородный мел. Этого мела мы наломали целый воз. Я с помощницею стала этот мел дробить, на ручных жерновах молоть, просеивать.

Сказка скоро говорится, дело мешкотно творится. Мел дробила, мел молола, мел сеяла. Тут в мелу и усну, недосуг нос утереть, три недели на это потратила.

Старухи меня жалеют:

— Ох, мастерица, ты как есть кукла белая, глиняная. И личность на вершок оштукатурена. Давай мы тебя на речке отмоем.

— Завтра приходите.

А назавтра за мной из школы бегут:

— Тётенька, иди с печниками прощаться! Они сегодня домой уходят.

Я со всех ног по деревне лечу. Собаки с цепей рвутся, на меня лают, малые ребята со страху ревут.

Я в школу порог переступила. За столом директор сидит и два молодых мастера. А старый мастер, такой прекрасного вида старец, руками на клюшку опёрся, в сторонке находится. Они меня увидели и покатились со смеху:

— Кто ты, статуй алебастровый? Человек ты или привидение?

Я их не слушаю, я мастерству дивлюсь: каждая печь как город возведена, а выглядит как игрушечка. И кирпичики, и карнизы, и уголки — всё слажено хитрым вымыслом.

И я ахнула от восхищения:

— Отсохни мои руки, если я это художество буду слепым мелом мазать!

Пречудный старик, старый мастер, подошёл, обнял меня за плечи:

— Ты, дочка, сама истинная художница, но побелка необходима. Побелка будет свет дневной отражать, а в школе светлость — первое дело.

Я говорю:

— Если начальник какой прикатится, каким глазом взглянет!

Директор отозвался:

— Ответственный человек был. Вот оставил похвальный лист с благодарностью на имя каждого мастера. А вот здесь договоренные деньги сполна… Ты, старший мастер, первый расписывайся в получении.