Василий Ефимович Субботин - И настал мир

Василий Субботин И НАСТАЛ МИР

Рассказы

Василий Ефимович Субботин

(1921–2015)

«И настал мир» — сокращённое и специально для детского читателя подготовленное издание известной книги Василия Субботина «Как кончаются войны», которая многократно издавалась как у нас в стране, так и за рубежом.

В годы войны писатель Василий Субботин был танкистом, башенным стрелком, а затем журналистом, корреспондентом дивизионной газеты 150-й стрелковой Идрицко-Берлинской дивизии, принимавшей участие в штурме Берлина. В своей книге автор вспоминает некоторые эпизоды битвы за Берлин и рейхстаг, рассказывает о незабываемой весне сорок пятого года.

Прорыв

Войска идут по дорогам, подняв головы вверх. Все идут, и все смотрят на солнце. Что же это стало с ним?

В небе высоко стоит солнце. С утра уже оно так сильно раскалено, но откуда взялся, как появился вокруг него этот огромный радужный круг. А само солнце — чёрное. Оно оранжевое, дымное, почти совсем чёрное. Солнце под чёрной заслонкой.

И должно быть, оттого, что его наглухо прикрыли этой чёрной заслонкой, лучи из-под неё скользят куда-то вбок, свет пробивается как бы из-под низу.

По всем дорогам, полям и тропам — никто не смотрел под ноги — шли и шли войска… С автоматом у бедра или с карабином у плеча, но каждый устремив глаза в небо. А это оранжевое и будто чёрной заслонкой прикрытое солнце, хотя оно и было огромным, почти не светило.

И что это там ещё? Какой колоссальный, невиданно яркий, сияющий круг! Будто обод какой…

Какое редкое и какое странное, должно быть, никогда никем не виданное зрелище. Мы уже час наблюдаем его. Сразу же, как только оно появилось в небе, выплыло из-за горизонта, оно почернело, и вокруг него возник и этот нимб, и этот свет.

Вот отчего все идут и все на него смотрят, на это лохматое, задымлённое — как через закопчённое стекло! — невероятное чёрное солнце.

Идут, не глядя под ноги и то и дело сбиваясь с ноги.

Знаете вы, что значит подняться в атаку первым? Знаете? Сейчас я попытаюсь вам объяснить это. Бывали вы на большой высоте? Смотрели, перегнувшись, с большой высоты, откуда-нибудь с крыши или окна десятиэтажного дома? Приходилось, доводилось ли вам прыгать с парашютом? Ну хотя бы с вышки для прыжков?

Чем-то это напоминает…

Помню, как я первый раз влез на парашютную вышку, — сейчас уже это не в обычае, а в те годы, перед войной, каждый должен был хоть раз, да попытаться прыгнуть. Я вылез наверх, вышел вперёд по доске, парашют болтался где-то внизу — на мне только лямки. Я знал, что ничего со мной не случится, парашют удержит. Но когда я вылез наверх, сразу у меня согнулись коленки, сразу стеснило и захватило дыхание, и, всасывая воздух ртом, я тянул что-то вроде «и-и-и». Так у меня подобрало, подтянуло живот.

Вот то же и в атаке, когда надо вылезти из траншеи наверх, выскочить под пулемёт, под ветер атаки…

Так же, как с парашютом, только немного страшнее…

Так что же было в тот день на Одере^[1] с солнцем?

После той страшной, проведённой в ночь артиллерийской подготовки столько земли, столько пыли поднялось к облакам, что солнце стало чёрным. Дыму. Пыли. Гари. Всего.

И вот когда мы пошли вперёд, встали с плацдармов на Одере и двинулись к Берлину, это клубящееся в тучах, багровое, пылающее над нами чёрное космическое солнце долго ещё не могло пробиться сквозь всю эту завесу, и виден был только его радужный нимб.

Поднявшаяся пыль висела над нами в небесах всё время, пока мы шли к Берлину, но особенно густой она была в первый день. Я думаю, что, если бы в это время пошёл дождь, он лил бы, наверно, вместе с землёй и пеплом, как при извержении вулкана…

Мне странно теперь смотреть на себя, того, двадцатилетнего, в тот окоп, в котором я сидел на Одере.

Я проснулся в доме недалеко от переднего края, проснулся потому, что кто-то дёргал раму. Вокруг гремело, дом ходил ходуном. Мигом я собрался, перекинул через плечо старую сумку свою, тронул за плечо человека, спящего на кровати, и сказал ему, что я пошёл.

Даже и дорогу искать мне не надо было, я шёл на звук этой пальбы. И когда я по шатким, --">