Мария Павловна Прилежаева - Семиклассницы

неинтересно».

Наташа вспомнила, как ходила с Феней в лес. Феня знала самые грибные и ягодные места, все знала в лесу, на реке, в поле, все умела. Наташа привыкла относиться к Фене с почтительным уважением. Но сейчас было обидно и грустно, что ее отъезд безразличен подруге. Как будто и не прожили вместе два года!..

Всякий раз, чувствуя себя обиженной, Наташа принималась в воображении своем совершать героические и удивительные поступки: это ее утешало.

Сидя на пеньке в опустевшей роще, сквозь осенние ветви которой синело прохладное небо, она и сейчас начала плести цепь необычайных происшествий. В каждом из них героиней была она, Наташа, и была она похожа на себя и непохожа. Похожа потому, что оставалась той же четырнадцатилетней румяной девочкой, с густыми, падающими на плечи светлыми волосами и совсем уже обыкновенным, даже немного круглым носом, а непохожей на себя была Наташа потому, что несла ее небывалая смелость, как ветер несет лодку, надувая паруса.

Происходило все, конечно, на фронте. Каким-то образом там оказались все интернатские ребята. Они занимались обыкновенными делами. Феня перевязывала раненых. А Наташа была прославленным снайпером. Она сидела на сосне, как все снайперы. Вот немцы пошли в психическую атаку. Наташа прицелилась и выстрелила. Один немец упал, Наташа выстрелила еще раз, еще…

Начали разрываться снаряды, вокруг загорелись деревья, и Наташа все стреляла и убила сто семьдесят шесть фрицев. Атака немцев отбита, а Наташа, окровавленная, лежит на носилках и умирает. Пришла Феня и стала позади всех, вытирая слезы. Наташа слабым голосом сказала: «Я не сержусь на тебя за то, что ты забыла меня сразу, как только я уехала в Москву». Феня ответила: «Прости меня. Я не знала, что ты героиня».

Наташа не умерла. Ее привезли в Москву, Михаил Иванович Калинин дал ей орден и сказал: «Смотрите все, какая необыкновенная героиня». А Наташа ответила: «Служу Советскому Союзу!» — и отдала пионерский салют…

Тут Наташа — не героиня, а обыкновенная — вздохнула, потому что, прославившись, не знала, что «придумывать» дальше.

Растроганная и удовлетворенная, она посидела на пеньке, перебирая сухие листья, и вернулась в поле. В поле горел костер. Ребята ели испеченную на углях картошку. Громче всех шумела Тася Добросклонова.

— Ага! — закричала она, увидев Наташу. — Прогуляла самое главное. Ребята! Прогульщикам ничего не говорить. И не давать картошки.

— Не нужна мне ваша картошка! — ответила Наташа. — Секретчики!

Но она догадалась: в интернате что-то произошло.

Феня тащила полное ведро, и ее порыжевшие волосы прилипли ко лбу, губы опустились от усталости или обиды.

«Неужели ее наши, интернатские, обидели?» — встревожилась Наташа.

— Почему ты невеселая? — спросила она.

Феня поставила ведро в борозду и, рукавом поправляя на лбу волосы, сказала:

— Последний день, и то ушла. А еще подругами считались!

— Как последний? — удивилась Наташа.

— А то не знаешь?

— Честное слово, не знаю!

— Завтра уезжаете. Все знают, ты одна не знаешь. Маленькая.

Наташа молчала.

— Вещи-то собрала? — озабоченно спросила Феня.

— Собрала. Мы заранее все собрали.

— Ну пойдем. Провожу до дому. Чего нето у мамки тебе на дорогу выпрошу.

Они пошли перепаханным полем. Солнце опускалось. Шумными стаями летали над деревней вороны. У околицы стояли скирды обмолоченной соломы. Возле плетня тонкая рябина пламенела гроздьями ягод.

Наташа поняла, что ей жаль Нечаевку.

А Феня деловито говорила:

— Письма мне шли. Книжку, какую ненужную, тоже пришли. А про школу опиши все, как есть. Не знаю, как я теперь буду. Ленька в каждом письме наказывал, чтобы семилетку доучилась. Сама знаю. Все лето от Леньки ни слуху, ни духу, забота мне с мамкой. Девчата когда кликнут песни петь, а мне не до песен. И что это жизнь у меня невесёлая какая!

— Подожди, еще вернется брат, — сказала Наташа.

Феня с сомнением качнула головой и продолжала рассказывать:

— Как мне семилетку-то не кончить? Совестно. На деревне говорят — Ленька Михеев в офицерах. Эх, и досада, что ты уезжаешь. Алгебра мне плохо дается. Географию, историю — это я понимаю, а как за задачник сяду, ну клонит ко сну.

— Меня тоже от задачек ко сну клонит, — охотно согласилась Наташа.

— Ох, и ловка ж ты врать, Наташка! — с восхищением воскликнула Феня, но тут же снова опечалилась: — А жалко мне тебя!

— А мне, --">