Мария Тимофеевна Куликова - Пистоль Довбуша

тяжелые поезда, окутанные дымом. Они везут пушки и машины. Гонведы там стоят дни и ночи. Боятся, чтоб партизаны не взорвали тоннель.

Партизаны… Они бы не стреляли в орла! Мишка в этом уверен. Они наказывают лишь проклятых фашистов. Так и дедо Мику́ла говорил.

Скорей бы вечер… Мишка с нетерпением посматривал на солнце. Оно сегодня будто остановилось на одном месте. Наконец огненный шар стал приземляться и медленно тонуть в зеленом море пихт и елей. Казалось, еще миг — и воспламенится лес, забушует огромное пламя.

Пора гнать стадо на водопой.

— Нэ, куды, Файна, беда бы тя побила!

Ох, и надоела она Мишке, эта Файна! Опять залезла на чужое поле!

А вон и Латорица уже виднеется. Огнистый закат заглянул и в реку, разлившись по воде оранжево-красной рябью.

Коровы лениво мотают головами — звенят звонки на их шеях. А когда пастушки сгоняют скот на водопой, на берегу поднимается такой перезвон — уши затыкай!

Мишка уже привык к этим звукам. Он иногда даже насвистывал или напевал мелодию, похожую, как ему казалось, на этот перезвон: трам-ля-ля, дзинь-ля-ля.

Но сейчас он шел молча. На душе было тоскливо. Мальчик даже про голод забыл. Только чувствовал усталость и такую тошноту, будто пообедал сегодня ядовитыми волчьими ягодами.

Коровы, раздувая ноздри, с жадностью пили воду.

Пастушки, собравшись на берегу, спешили поделиться своими новостями, впечатлениями.

Худенький светловолосый Петрик Бига́рь, мальчишка лет восьми, с широкой расщелинкой между зубами, рассказывал тонким голоском:

— Ух, а какую я сегодня змею видел, святая Мария! Длиннущая, как отсюда и до того дуба. Вот треснуть мне на этом месте! А глазищи что… (Дружный хохот мальчиков остановил Петрика.) Ну чего… Чего смеетесь? Не верите?

— Ох и вре-е-т! И хоть бы тебе покраснел немножко! — подошел и Юрко́, тринадцатилетний паренек, самый старший из пастушков. Лицо у него широкоскулое, густо окрапленное веснушками. — А разве так было, побойся бога! Скажи, Петро, хоть раз в жизни правду.

Пастушки опять рассмеялись. Петрик, потупившись, переступал с ноги на ногу. И откуда только взялся этот Юрко? Будто и отстал на выгоне, а глядишь — уже здесь. Никогда Петрик из-за него не может рассказать что-нибудь интересное. А без интересного ой как скучно!

— Ну, что молчишь? — снисходительно продолжал Юрко.

Дети окружили их, предвкушая какое-нибудь забавное происшествие. И Юрко не заставил себя упрашивать, рассказал:

— Уснул наш Петро под вербой, а я возьми да и спрячься за кустом рядом. Спрятался да и давай шевелить у него под носом старой веревкой. А он как откроет глаза да как завизжит: «Спасай, Юрко, змеища лезет!» — и пустился бежать. Еле догнал его, аж возле родника, думал уже: придется и его корову пасти сегодня.

Мальчишки так хохотали, что их за рекой было слышно. Улыбался и Петрик. Лучше все превратить в шутку. Обидишься — проходу не дадут пастушки, дразнить будут: «Веревки, трусишка, испугался!»

— А я вот ежа поймала! — похвасталась Маричка. — Глядите! Божечки, уснул в торбе!

Все повернулись к девочке. Только Мишка стоял в стороне грустный и ко всему безучастный. У него кружилась голова, тошнило.

Маричка, все время наблюдавшая за ним, отдала ежика мальчикам, подошла к Мишке, участливо спросила:

— Что… опять от пана попало?

Мишка насупил брови, отвернулся. Всем своим видом он как бы говорил: «И чего привязалась? Тут и без разговоров тошно!»

Маричка не отставала:

— А гнездо дятла когда покажешь?

Ей очень хотелось, чтоб он заговорил с нею о чем-нибудь и не стоял в стороне такой надутый.

— Гнездо? — нехотя переспросил Мишка. — Завтра пан Ягнус опять сметану в город повезет. Хочешь, пригоняй свою Ласку. Вместе будем пасти.

Маричка прикрыла синие глаза, довольно кивнула головой и повернулась на одной ноге так, что на песке остался глубокий отпечаток от ее пятки. Сборчатая юбчонка, сшитая из домотканого полотна, развевалась на ней веером. Тугие темные косички то и дело прыгали в разные стороны.

— Эй, убери свою дохлятину! Твоя корова такая же задира, как и ты! — неожиданно крикнул Дмитрик.

Он батрачил у пана превелебного^[3] — пас его стадо. Пастушки прозвали Дмитрика Куцым за его широкий, приплюснутый нос. Коровы, стараясь боднуть друг друга, сцепились в воде рогами.

— Так это моя корова дохлятина? — прищурила глаза Маричка. — Смотри, Куцый, вот тебе! — Она --">