Анатолий Иванович Мошковский - Неистовый Пашка

Васея в бок, под ногой туго что-то треснуло, и выводок мгновенно вильнул в сторону. Теперь впереди неслись малыши, а мать, чуть отстав, тревожно оглядывалась на тростник.

— Тише, они еще подплывут, — шепнул Пашка.

Он уже представлял, как они поймают птенцов, принесут в чум, соорудят из ящика клетку, и птенцы проживут там до весны, вырастут, окрепнут, а весной, когда с юга потянутся в тундру лебеди, Пашка выпустит их, и они, радостно хлопая крыльями, ринутся навстречу, и воздух огласится их приветственными криками: «Кланк-кланк».

Но пока что лебедята плыли по озеру, и Пашка вдруг ясно представил себе, что случится с ними, если он не поймает их. Ударят морозы, легкий пух и перышки не защитят их от холода, воду скует лед. Их слабые клювы не пробьют его, и в одно морозное утро эти светло-серые, подвижные, как мышата, птенцы превратятся в ледышки.

Вот они, забыв о недавнем шуме в тростниках, приблизились к самой границе осоки и камыша. Протяни, казалось, руку — и коснешься их крохотных и ладных телец, спинок, аккуратно прикрытых крылышками, упруго изогнутых шеек. Но так лишь казалось…

Только Пашка пригнулся и вытянул руку, как выводок стремительно метнулся на глубину, к круглым листьям кувшинок.

— Чего ж не поймал! — хохотнул Васей. — Пошли назад, а то папка ругаться будет.

— Ну еще немного, — попросил Пашка.

— Худое дело — теперь не поймаешь, раз спугнули, — сказал Васей и оказался прав: больше лебеди и близко не подплывали к берегу. — Была бы винтовочка — всех бы достали.

Пашка промолчал.

— Васейко, — ласково проговорил он, — подождем еще немного. Дам трешку. Вот увидишь, дам. В городе купишь батарейки для фонарика.

— А не пожалеешь? — усомнился Васей.

— Нет, — сказал Пашка, — я сей год тысячу оводов убил, по пятаку штука колхоз заплатит, считай сам…

— А если только пообещает, а не заплатит? Знаем мы…

— Тогда у отца возьму, — запальчиво сказал Пашка, — достану!

Васей криво усмехнулся и, как человек, совершавший выгодную торговую сделку, почесал затылок.

— Подождем, — милостиво проговорил он.

Кроме красивой голубой самописки, Пашка лишился в этот день и трех рублей. Их ожидание ни к чему не привело, и скоро выводок уплыл в дальний затон, куда можно было добраться только на лодке.

— Ну, теперь все. Пошли в стойбище, — сказал Васей.

Ему, видно, хотелось задеть Пашку обидным словцом, посмеяться, но он боялся, что не получит тогда ни самописки, ни денег.

— Ну что ж, пошли, — Пашка вздохнул и, тяжело вытаскивая из грязи увязнувшие тобоки, сгорбясь, двинулся за приятелем.

В стойбище они пришли поздно. Их, как всегда, встретили дружным лаем собаки. Пашка знал, что отец после суточного дежурства два дня будет отдыхать в стойбище до нового дежурства, и встреча с ним не сулит ничего хорошего: опять пристанет, где пропадал да что делал, почему по хозяйству мало помогал…

Проходя возле крайнего чума, в котором жил бригадир дядя Никифор, отец Иванко, тонкий, подвижной человек с нервным лицом и лихорадочно-жаркими глазами, Пашка вдруг совершенно отчетливо услышал голос своего отца:

— А я тут ни при чем… Когда сменялся, олени все были. Все до единого.

— Все? — глухо спросил Никифор. — Может, лишние были? — В его голосе звучала насмешка.

— Я не говорю, что лишние. Все были.

— Все? — спросил Никифор.

— Все.

— Врешь, — отрезал бригадир, — как только ты, кончив дежурство, уехал из стада, Игнат заметил, что не хватает по крайней мере тридцать голов.

— Надо было сразу проверять, на месте, как принимал дежурство. А то вон когда хватился.

— Спал, поди, ночью? — в упор спросил Никифор. — Не углядел. Ушли. А теперь трусишь признаться?

Пашка так и застыл на месте.

Ноги налились тяжестью, в сердце вошел холодок. Он сразу позабыл и о лебедях, и о промокших тобоках, в которых липко чавкала вода. Его отец боится признаться…

Пашка вспомнил, как во время ночных дежурств, когда он обходил стадо, отец любил поспать. Спал он непробудно, тяжело. А на этот раз отец не взял его и, по привычке, наверное, незаметно уснул. Олени тем временем разбрелись по сторонам в поисках свежего ягеля или своего любимейшего лакомства — грибов. И, возможно, на одну из отколовшихся кучек и напали волки или забрели олени далеко-далеко и прибились к чужому стаду… И попробуй собери, отыщи их…

Не дыша, до боли стиснув кулаки, ждал Пашка, что ответит отец. Внутри --">