Роза Лагеркранц - Апрель! Апрель!

Роза Лагеркранц Апрель! Апрель!

Однажды вечером

Иногда Самюэль Элиас Якобссон спрашивает себя: задумываются ли когда-нибудь его мама и папа над тем, что у них родился именно он? Ведь у них в тот раз мог родиться кто-то совсем другой!

Взять, например, дни, когда мама работает вечером и папа тоже. Тут они начисто забывают, что он не любит оставаться один дома. Мама стоит в коридоре, повязывая голову платком, и говорит:

— Сегодня я постараюсь вернуться не очень поздно. Ты посмотри телевизор и выпей лимонада, потом ложись спать!

И она целует его в щеку. А так как он не хочет глядеть ей в глаза, упорно смотрит в пол, она садится на корточки в пальто и в сапогах, с полной сумкой всевозможных бумаг и заглядывает ему в глаза снизу. У мамы светло-серые глаза с черной точечкой посередине, как у всех людей; иногда эта точечка большая, иногда маленькая. Неужели она забыла, что как раз он не любит смотреть телевизор, когда ее нет дома? Мама глядит на него так, словно спрашивает: «Как ты мог подумать, что я способна об этом забыть?» Но это только его догадка, потому что вслух она ничего не говорит. Так ведь и он ей ничего не сказал и ни за что не скажет. Она молча обнимает его, сидя на корточках, потом вскакивает и, размахивая бумагами, мчится вниз к папе, который ждет ее в машине. Напоследок один разок оборачивается.

— Запри дверь как следует! — кричит она.

Когда мама исчезает и шаги ее в коридоре смолкают, Самюэль Элиас Якобссон смотрит телевизор и пьет лимонад. Потом ложится спать. В девять часов гасит свет, как обещал. Забирается под одеяло и зажмуривает глаза. В три минуты десятого он убирает под одеяло голову, чтобы нос не торчал наружу. Так оно вернее, когда ты один дома. Потом лезет под одеяло еще глубже — на тот случай, если нагрянет какое-нибудь чудовище. Какому чудовищу придет на ум заглянуть в изножье кровати, если на подушке нет головы? Там, в изножье, лежит фонарик, и журнал с картинками, и неполная бутылка лимонада, оставшаяся со вчерашнего дня. Включив фонарик, Самюэль Элиас отыскивает самое главное — тетрадь для записи тайн и секретов и карандаш, который он основательно изгрыз, размышляя, что бы такое секретное записать.

Самюэль Элиас лежит под одеялом и отхлебывает лимонад. В норке между простынями тесновато, зато никакие чудовища не доберутся. Он грызет карандаш, листает журнальчик и старается припомнить что-нибудь секретное. Пока что в тетради нет ни одного секрета, пусто, все страницы чистые. Наскучив грызть карандаш, Самюэль Элиас пишет:

СОКРОВИЩЕ СПРЯТАНО В…

Тут карандаш ломается. Не беда, ведь он задумал что-нибудь сочинить. А это не годится. Ему нужны взаправдашние тайны!

После школы

Иногда, придя из школы, Самюэль Элиас застает дома только папу, потому что мама пораньше ушла в театр, где они работают. Мама играет всякие роли и королев тоже. А папа — рабочий сцены. Он управляет светом, когда мама играет. Это очень важно!

Когда Самюэль Элиас после школы застает дома папу, они вместе пьют какао. Сидят на кухне и беседуют. Его папа любит побеседовать.

— Хорошая беседа жизни прибавляет, — говорит он.

Он такой чувствительный.

— Ты бы тоже выпил какао! — советует Самюэль Элиас. — Тебе полезно подкрепиться!

Потом они играют в китайские шашки.

— Тебе интересно? — спрашивает Самюэль Элиас.

— Еще как, — отвечает пана.

— Я очень рад, — говорит Самюэль Элиас. — Главное, чтобы тебе было хорошо.

Потом они вместе идут гулять. А когда возвращаются домой, папа готовит еду, потому что Самюэль Элиас говорит, что папе не мешает перекусить, прежде чем идти на работу на весь вечер. После еды они лежат на диване, чтобы пана отдохнул немного, перед тем как отправляться в театр.

— Ну как, прибавилось жизни? — спрашивает Самюэль Элиас. — Ты уж постарайся не нервничать и не переживать.

Папа лежит на спине и смотрит на потолок, а на его руке лежит Самюэль Элиас и тоже глядит в потолок. Иногда он прикладывает ухо к папиной груди, чтобы проверить, что --">